Павел Комарницкий: Новый порядок

Утренний бриз шелестел в тростниковых зарослях, холодил кожу, и Гы проснулся. Он, пожалуй, поспал бы ещё, но в животе громко заурчало — голодный желудок требовал пищи. Сопя и почёсываясь, Гы выбрался из вороха тростника, служившего ему постелью и домом, и заковылял к берегу.

Море сегодня не сердилось на Гы, невысокие волны лениво и длинно накатывались на берег и так же неспешно откатывались, оставляя на мокром песке комки спутанных водорослей, тёмные осклизлые сучья, хлопья пены, реже скользкие тела медуз или дохлую рыбину, но главное — морские ракушки, вкусные и питательные. Ракушки были основой рациона Гы. Он разбивал их камнями, чтобы добраться до содержимого.

Небо на востоке уже вовсю пылало золотым и розовым, и Гы, как обычно, радостно заулыбался. Почему-то восходы всегда вызывали в душе юродивого такой восторг, и когда первые огненные лучи светила брызгали на сонную ещё землю, Гы смеялся, скакал по берегу и подбрасывал в воздух комки водорослей и прочий мусор от избытка чувств.

Он не знал, сколько восходов уже встретил — считать Гы не умел, и нимало не страдал от этого. Он не помнил ни отца, ни матери, но и это не причиняло Гы ни малейшего беспокойства. И даже отсутствие настоящего человеческого имени не волновало юродивого. Все звали его Гы, по аналогии со звуками, которые он чаще всего издавал.

Вот и сейчас Гы замер в предвкушении ослепительного зрелища. Сейчас… Вот уже…

Звонкое пение раздалось сзади, и Гы моментально обернулся, одновременно присев на четвереньки. По-собачьи перебежал, спрятавшись за каким-то полусгнившим пнём, облепленным водорослями.

По берегу шли две девушки и пели, слаженно выводя мелодию гимна в честь великого Ра, готовящегося выплыть на своей ладье из-за горизонта. Одна была постарше, и одета в белую юбку-каласирис с вышивкой, вторая, совсем подросток, несла свою юбку свёрнутой на плече. Волосы девушек были влажными — очевидно, они только что купались в море. Гы замер в благоговейном восторге. Ему ещё ни разу не приходилось наблюдать подобного дивного видения.

Девичьи голоса взвились, выводя заключительные ноты, и девушки одновременно встали на колени, красиво простерев руки навстречу восходящему Ра. И Ра, естественно, не смог отказать двум столь прекрасным созданиям. Золотые лучи брызнули водопадом, озаряя всё вокруг ликующим светом, и Гы, не в силах больше сдерживать переполнявших его чувств, выскочил из своего укрытия и запрыгал по песку, оглашая окрестности восторженными воплями.

Девушки взвизгнули от неожиданности, вскакивая с колен. Гы остановился возле них, широко и радостно улыбаясь.

— Ну вот… — младшая из девушек торопливо завязывала на поясе юбку. — Всю песню поломал. Откуда он взялся?

— Да это, наверное, дурачок Гы, ну, про которого рыбаки рассказывали, помнишь?

— Гы, гы! — радостно закивал головой юродивый.

— А он не наскочит на нас? — младшая смотрела на голого грязного юродивого настороженно.

— Да нет, он вроде как тихий.

— Ага… А вдруг…

— Ну как наскочит, так и отскочит — засмеялась старшая необыкновенно красивым мягким смехом. — Получит в нос, только и делов.

Между тем Гы уже вовсю смотрел на старшую из девушек. Вот бывает же на свете такая красота! Гы захотелось немедленно сделать для неё что-то хорошее. Оглядевшись, он заметил большую раковину, торчащую из песка. Гы тотчас извлёк находку и с радостным гыканьем протянул её старшей.

— Это мне? — спросила девушка. Юродивый загыкал интенсивней, подтвеждая. — Вот спасибо!

Младшая прыснула, прикрыв рот ладонью и весело блестя глазами.

— Влюбился! Всё, Сидха, придётся тебе давать от ворот поворот Тутепху. Такой жених нашёлся на берегу, не упусти!

— Ох и дурочка ты, Мерит! — опять засмеялась старшая своим необыкновенным мягким смехом. — Ну и дурочка!

— …Вставай, Тутехп!

Тутепх разом открыл глаза, выныривая из сладкой неги предутреннего сна. Перед ним маячило лицо жены. Такое милое, тысячи раз виденное, и всё равно будто незнакомое… На носу прилипла крошка теста — похоже, жена успела настряпать лепёшек. Тутепх зарычал, подражая льву, сгрёб жену и повалил рядом с собой на циновку, покрывавшую ворох камыша.

— Ой, пусти! Ну пусти же, Тутепх! Ну лепёшки же подгорят у меня!

— Я не хочу лепёшек, Сидха! Я хочу тебя!

Но Сидха, похоже, имела особое мнение на этот счёт. Это дело могло и подождать, а вот снова лепёшки стряпать не так просто. Ловко вывернувшись, она кинулась прочь, забегая с другой стороны очага.