Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

— Прятался кто-то? — предположил Мерционов. — Как наяву, на том чердаке!

— Наверно… И вот — опять захват фургона! Но смутно… И тоже — бросают фургон, куда-то бегут! Или… вижу «по инерции» то, что знаю? Да, кто-то вспоминает: как его поймали без школьной формы, и за это… сколько-то палок; а он — под опекой слабоумного, который даже не знал, куда эту форму принести; и пока ждал — видел связанных на трое суток! И форму тот принёс не всю, че не хватало, за то — ещё палки! Не этому — а ему… А вот: уже где-то на дальних путях станции находят заброшенный вагон, пробираются в него — и знакомятся…

— Сходства всё больше! — с тревогой отметил Вин Барг. — И… кем оказываются?

— Нет, это без подробностей! Хотя: «…Не в том ли и дело, кто чем увлекался? Меня интересовали общие вопросы Бытия… А меня — электронные приборы… А что за режим в монастырской школе… А в летних трудовых лагерях кто бывал?… Это ты о камере с горячим полом…» Такое орудие пыток?..

— Спокойно, Хельмут, — прошептал Мерционов.

— И ещё: «…Не знаю, что там надо совершить по их понятиям для святости… вот и держали при монастыре в роли сумасшедшего… а что я прошёл в сумасшедшем доме, пока… ударился позвоночником, нарушение функций тазовых органов, вот и говорю же про этот проклятый стыд… так у меня там — один сплошной ожог после того, как… пусть, мол, лучше вообще не будет детей, чем неизвестно от кого… забыли, стыдливые выродки, кто их самих родил какими частями тела… а я тоже так хотела иметь ребёнка — но как его теперь родить…» , — лишь тут голос Кламонтова дрогнул. Он понял…

— Вот! — напряжённо прошептал Вин Барг. — Вот оно!..

Но Кламонтов не мог остановиться: память вагона выдавала всё новые обрывки фраз…

— «…А я даже не думал, что выйду когда-нибудь на свет… из подземелья с железной решёткой… И уже хотели заваривать бетоном вход… Только и я, будь моя воля, их бы не помиловал… И я им eщё что-то подписал в таком состоянии… кто-то передал конверт с деньгами — а я это будто бы видел — а иначе… так что мне теперь их фронтовые байки… после этого — какая ещё война, какой голод… но надо же решить, что делать… раз у нас тут никого нет… а в какой стране есть… у нас хоть гражданство с рождения считается, а там до 18 лет дети — собственность родителей… правда, и выслать ничьего гражданина никуда нельзя…»

— Уже… годы, близкие к нашим! — успел прокомментировать Вин Барг.

— «…Но есть же там и свободно работающие дети…» — продолжал Кламонтов. — «…Работающие кем? Сорваться со стропил или быть заваленным глиной можно и здесь… Так что остаётся… отдалённая пещера, необитаемый остров… бредовая гонка изобилия… сожгли в пламени борьбы за идеи полоумных правителей древнюю культуру… давят друг друга автомобилями…» А вот — уже другое! «…Местность в дельтах рек… где издавна наблюдали явления… которые избегали упоминать в летописях монахи… Речь шла о странных миражах… городах и деревнях-призраках, летающих лодках, людях в странных одеждах… прямо на глазах растворявшихся в воздухе… крысах, на бегу превращающихся в змей — и о многом другом, что, не укладываясь в привычные представления, передавалось под большим секретом из уст в уста… и лишь в этом храме записывали рассказы и снаряжали экспедиции на места для проверки… порой заканчивались трагически — отойдя всего на несколько шагов, и они пропадали бесследно… Как будто были находки и материальных предметов, непонятно кем изготовленных и для чего предназначенных… и людей, говоривших на непонятных языках… но все храмовые архивы погибли при пожаре… толпой взбунтовавшихся… не способных понять, насколько далеки были интересы гoлодaвших вмеcтe со всем народом… от спекуляции хлебом… и исследовать… стало некому… И неужели это сейчас Космический Разум подал ему мысль прорываться туда?…»

— Спокойно, — повторил Мерционов. — Есть и у нас такие термины…

— «…Поселений людей там нет… Люди испокон веков боялись этих чудес… Вот только через пограничные заслоны как прорваться… И… было бы чем и на чём записать всё, что мы увидим… Но как мы там будем жить, что есть… Но, раз мы приняли решение, надо одному из нас идти на вокзал, чтобы разобраться в ситуации… Так, дай мне пистолет… А вы… первыми огонь не открывайте…» И — один идёт, а те продолжают разговор: «…Откуда известно, что мы там не исчезнем сами… Это для внешнего наблюдателя так просто: исчез — и всё… Но куда мы там попадём, что произойдёт с нами… Так — с каждой смертью… Наверно, душа имеет свои физические параметры, и они меняются… знаешь, какой беспричинный страх охватывает, когда… их видишь… А что — когда и тут всюду людей не станет, в кого тогда воплощаться… А там — идёт толпа человек в 50… А он — вот, сзади, на дальнем пути…» Да, тот вернулся — и рассказывает: «…У самой казармы для поездных бригад я споткнулся… Сапог и лопнул сверху донизу… Да там на всех форма не по размеру… И на таких местах по швам лезет, что говорить стыдно… И до сих пор прямо в зале спят вповалку… поезда опаздывают на десять часов… В забастовочный комитет пассажиров чуть и меня не записали… и вдруг — патруль. Что я с одним пистолетом против них? И автоматчики в углах зала… Вот у меня и вырвалось: я не пассажир, я проводник… и повели к казарме… стали у дверей, впустили меня одного… а там — полная неразбериха, все мечутся, кого-то ищут, остро не хватает проводников… и говорю: у меня шестеро больных бубонной оспой…» (Кламонтова бросило в озноб.) «…Вот так, с ходу придумал. А он: это — к фельдшеру… Изображаю малограмотного дурака, подхожу — а он начинает объяснять мне симптомы! Уж не знаю — какой болезни на самом деле. Это я потом сообразил, что «бубонная оспа» — чушь… И что вы думаете… снимает трубку — и дают специальный, санитарный вагон… и сделал мне все нужные документы, но, хорошо хоть, не заметил, что там везде «оспа»… а иду уже оттуда — и слышу объявление: «сопровождающего группу больных… зайти к начальнику станции». А я — только от него… И хорошо, что не пошёл… Он-то сразу не понял, что подписал… А теперь — быстро…» И вот — идут: «…Аварийный мост… Идти только вдоль перил… провалы в мосту зияли чернотой… но пассажиры уже могли видеть их странный конвой на фоне неба… Если что, мы — свидетели по секретному делу, по устному приказу очень большого начальства… Всё в вагоне было обёрнуто чем-то белым… дверь пришлась прямо напротив опоры моста… на тележке спиной к вагону курил мерзкую вонючую папиросу грузчик… Хвостовой вагон. Только бы ещё… не отцепили… Там же начальник поезда был! Вы, что, прямо с ним… Идиоты, сволочи, ничего вам доверить нельзя… столько вагонов никогда не было… поезд длиннее перрона… в окне поплыли тележки с почтой, толпы, конвой…»