Юрий Леляков - Точка в памяти миров [СИ]

—А не чувствовалось тогда! — признался Кламонтов. — Ждали действительно откровения новой эпохи. Не поняли сразу, какая роль отведена землянам! Интересно, кем…

— И всё же: что это вообще? — задумался Мерционов. — Откуда — в памяти вагона?

— Из памяти авторов! Насколько сохранились… Или — насколько можно цитировать: такая смесь, выплеск! Не всё можно и передать! Да, например… — уже Кламонтов едва не выронил остаток мороженого.

— Что ты увидел? — встревожился Мерционов.

— Да обыск в автобусе! И… раздевают, кто одет «не по форме»! А — это, например, у кого одна нога… Ботинка в любом случае должно быть два! Снимают протез — и секут по культе бедра! И у кого обе ноги, но что-то не так с одеждой — тоже! Ставят по очереди ногами в помойное ведро — и секут!

— Но и там было! — напомнил Мерционов. — С теми, кто попал в облаву!

— А тут — их ещё останавливали бандиты, хотели поджечь фургон… Нет, но — протез! Это какая боль — если остатки нервов, и их задеть! Хорошо, если только виртуально!

— И тут могло быть всякое! — ответил Мерционов. — По ходу «покаяния» за то, сталинское! И кому-то — шквалом ворвалось в совсем иной сюжет… Начал — о потомках землян в другом мире; а тут «надо» — о бандитах, проститутках, жестокости властей! И — чтобы на поклон к иному разуму, который правит всем и безошибочно знает, кто виноват!.. Нет, могли это устроить сами земляне, просто чтобы привить нам «идеалы рынка»? Выбить из-под нас почву, чтобы изверились в социализме — и вложить в изнасилованные души… Не знаю… А кто-то — бросал начатые книги, ценные сами по себе! Хотя… Вагону доступно прошлое — и мы могли бы получать всё в целости, если нужно! Значит…

— Значит, так исходно и было! — понял Кламонтов. — Авторский замысел сразу поражён этим! Или — вагон что-то не нашёл…

— И кто это сделал — тут, на Земле? Или просто не понял — решив помочь формально бедным и страдающим…

— Подожди! — Кламонтов вновь что-то почувствовал (глядя, как на столике исчезали пустые обёртки от мороженого). — Я… То есть, вагон что-то нашёл…

— Давайте в свои купе! — вскочил Мерционов.

— Нет, не надо! Как-то пойдёт… через меня! Только лечь на полку! А вы садитесь на ту…

Вин Барг пересел на левую полку — а Кламонтов лёг на правую, и закрыл глаза…

— Да, вот опять! Ночная квартира… Кто-то думает: «…нет, не все пророчества сбываются. И мало им было одной изгаженной планеты…» Тоже ясновидящий! Но зато предвидел… Как его, или кого-то — будут сечь, запирать на ночь в карцер! И похоже, там — всю ночь — привязан к скамье, при свете, а руки свободны лишь настолько, чтобы дотянуться до тетрадей и сделать домашнее задание, иначе завтра — ещё розги! Остальное, зная физиологию человека, представьте сами… Да — и чьё-то самоубийство предвидел! Какого-то старшеклассника… По ошибке привязали в карцере задом наперёд, и он чисто физически не мог дотянуться до портфеля… А тот — предвидел и ночную облаву! И тоже проснулся ночью… Вернее — услышав голоса полицейских в подъезде, понял! Но ему в дверь не позвонили: опечатано снаружи? И услышал, сказали: «…Никто даже не влез, не сорвал печать. Украсть и то нечего…» Но за печатью — был не один, а с тем дебилом! И, бросив его, бежит среди ночи… И тоже заметили… Но уж не пойму — идут… те, знакомые образы!..

— Просто автор нечётко представлял, — ответил Мерционов. — И ты невольно додумываешь…

— Да, наверно… Но тот — в самом деле сорвал печать! И знает, куда и за кем бежать, но: «…Понимаю, ты меня не знаешь, но открой… Поверь мне — тебя едут арестовывать… За что… сам не знаю, но не теряй времени. Бери только тетрадь. Я могу предсказывать будущее. Остальное расскажу по дороге…» Так познакомились! И сразу — какая-то борьба в подъезде, крик: «…сержанта зарезали!..» Это — тот, второй, воткнул в спину нож!.. И опять — как бы то, реальное и виртуальное, вместе! Стреляют из автоматов по полицейским… И: «…Предсказываешь будущее — так скажи, где мы будем в безопасности… Я знаю только отдельные эпизоды, но не всегда знаю последовательность, и почти никогда — даты… А это — страшная ночь. Лишения последних свобод… А за границу… Не обычную государственную — а ту… То есть — я не смогу вернуться… Дай мне самому принять решение…»

— И тут эта «сверхграница», — понял Мерционов. — А дальше?

— Что-то взорвали, бегут… И тот, второй, говорит: «…Я им послал повторный вызов в тот же дом…» Вот тут не понимаю! «…А теперь ближе к делу…» — продолжал Кламонтов, повторяя вслух то, что слово за словом появлялось в сознании. — «…Разве тот иной разум хоть раз как-то проявил себя… Если нет врага, перед лицом которого можно собрать в единый кулак весь народ — его просто придумают, вот и всё… Территории там бедные, взять с них нечего, а сказать, что там — иной разум, и отгородить границей — воинская повинность сразу обретает обоснование, не придерёшься… Вообще жизнь людей прошлых веков представляется мне какой-то игрушечной… Охота — жатва — радостная пьянка, когда всё убрано… Смысл жизни был у немногих. Но сейчас — то, чего достойны эти немногие, досталось всем… И это… с ужасающей скоростью расходуют на удовлетворение самого низменного… Отчаянные потуги сохранить обеспеченную всем нужным и ненужным жизнь перед лицом грядущего неизбежного нищенства… Они же начисто отгородили себя от природы, они — чужие здесь. Варвары, паразиты, выжравшие до дна целый континент… Вот видишь: «они», а не «мы» — так какой разум нам ближе… Знать бы хоть, как они сюда попали, кто перенёс землян сюда… И пусть эта мразь верует…» — Кламонтов запнулся, — «…в отсутствие посмертной расплаты… Даже не попытались разгадать чудо собственного переселения… Проходную депо ты, надеюсь, откроешь… Придётся… угонять… Пусть думают, что поехал сам… Но — создавать аварийную обстановку на дороге… Ужас людей перед стремительно мчащимся — и неуправляемым, как они подумают… А у следователей нет понятия «чудо», есть только «преступление»… Если бы он знал и умел то же, что и его предки-жрецы…»