Заросли поредели; лес остался волшебным, но уже не пугал, и из фантазий Энтиса исчезли жестокие Вэй, измученные пытками узники и развалины замков со следами ужасных преступлений. На смену кошмарам пришли странствия в чудесных новых краях, важные и радостные открытия, свершаемые им чудеса отваги, ловкости и благородства… и девушка, которая будет смотреть на его подвиги сияющими (непременно чёрными, как ночь) глазами, и которую он на руках унесёт в самое безоблачное счастье… И тут грёзы растаяли: из полутьмы друзья вынырнули на лужайку, заросшую крапивой и терновником. А на узкой тропе отчего-то не росло ни травинки, и тому, кто по ней бы пошёл, кусачая растительность тоже не грозила, хотя идти пришлось бы на волосок от жгучих и шипастых живых стен. Нет, скорее, стражей, с оружием наизготовку сомкнувшихся плечом к плечу для охраны… храма.
Старого, очень старого храма. Стены, густо оплетённые вьюнками, поросли мхом, сквозь трещины пробивалась трава и алые, лишённые запаха цветы каменицы, а лиловый гранит скал Каневара приобрёл свинцово-серый налёт, будто запылился или поседел от старости. В точности как и Замки Ордена ‒ а те были построены из такого же камня более двадцати столетий тому назад.
Они поднялись по стёртым, упругим от мха ступеням и застыли в проёме меж двух витых колонн ‒ лицом к лицу с хозяйкой дома. Прелестная и юная… и мраморная. Она стояла в белом круге посреди небольшой залы и приветливо улыбалась. Одна из тонких рук вскинута к лицу, поправляя выбившийся из причёски локон, вторая простёрта к ним в гостеприимном жесте, а на запястье ‒ искусно вырезанный из дерева или кости широкий браслет; длинная юбка слегка взметнулась, открывая стройные босые ножки… Вся она была ‒ белый мрамор, но почему-то сразу делалось ясно: глаза у неё синие, как летнее небо, губы могут поспорить сочностью с алой каменицей, густой поток вьющихся волос напоминает о листьях вязов, облетающих под ветром поздней осени в преддверии холодной зимы, а лента на волосах сплетена из золотистых шёлковых нитей. А поясок платья ‒ простая верёвочка, наверное, схваченная второпях, когда девушка заспешила к дверям, чтобы принять нежданных гостей… Невозможно было поверить, что лишь талант резчика вдохнул жизнь в мёртвый кусок мрамора! Куда легче представить, будто некий злобный колдун обратил её в камень, и её дом тотчас же умер вместе с ней. Но стоит снять злое заклятие ‒ и он восстанет из руин и заиграет свежими красками, едва зазвенит её весёлый смех…
‒ Она сейчас с нами заговорит, ‒ прошептал Вил. ‒ Она… такая живая.
Энтис опустился на колени и притиснул к груди крепко сжатые руки.
‒ Дева Давиат, ‒ сказал он чуть слышно. ‒ Ты позволила увидеть… спасибо. Тебе не всегда приятно на меня смотреть, я знаю… но я стараюсь, очень. Не оставляй меня, ладно? Пожалуйста, не оставляй.
Вил стоял, замерев, и даже дышал тихонько: когда человек говорит с богами, лучше ему не мешать.
Ты нравишься и мне , словно извиняясь перед ней, думал он. Если легенды хоть в чём-то не врут, ты достойна и памяти, и восхищения. Он и верно сын Света, а я просто человек, не самый хороший, и богов мне радовать нечем, разве что позабавить… но если ты вправду есть, я хотел бы не огорчать тебя. Я мог сказать вслух, но зачем тебе слова и стояние на коленях, если ты и без того знаешь, что это так?
‒ Ты видишь цвет её волос? ‒ негромко спросил Энтис. ‒ Красное золото, да? Ведь ты видишь?
‒ А глаза синие. Красивая. Её, наверно, и живую звали богиней. Счастливый её Нерин! Он не успел стать ей даэн, но быть рядом, любоваться, мечтать, как вы будете вместе… это уже счастье.
Друг поднял к нему лицо с широко распахнутыми удивлёнными глазами.
‒ Вот что ты думаешь о любви? А по-моему, для счастья мало смотреть и мечтать. Счастье ‒ если ты ещё можешь обнять её, целовать…
‒ И разделить постель? ‒ задумчиво договорил Вил.
Энтис, слегка краснея, согласно кивнул.
‒ Верно, ‒ пробормотал Вил, ‒ но не только… Энт, зачем в лесу храм? Для зверей, что ли, построили?
‒ Тропинка не заросла, ‒ заметил Энтис, не поднимаясь с колен. ‒ И изваяние белое. Словно помыли.
‒ Да, непонятно. Я не слышу памяти о людях… ‒ Вил осёкся. ‒ Изваяние. Такая искусная работа дорого стоит! Вдруг её какой-то Вэй украл, а тут спрятал? Храмы Давиат не строят из гранита… Может, она затем нас сюда и привела, чтоб вору помешать, ‒ и двинулся к мраморной девушке в белом круге.
Он шёл всё медленней, затем вытянул руки порывистым жестом, пошатнулся и упал на колени у ног богини. Энтис вскочил, леденея от страха, и тут рука Вила коснулась изваяния. И отдёрнулась, как от раскалённого железа. Он вскрикнул… и упал на замшелые каменные плиты, и пальцы руки, которая притронулась к богине, стиснулись в кулак так сильно, что Энтис не сумел разжать их, как ни пытался.
Читать дальше