Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— Пройти б Джалайн поскорее. — Вил глянул на друга: — Ты всё молчишь. С утра двух слов не сказал.

— Я думал, болтовня мешает тебе… в Кружевах.

— Если я в Кружевах, слова Сумрака не могут мне помешать. А знаешь, у тебя губы шевелились. Как у мамы, когда она стихи складывала. И молчаливой тоже делалась. И ты, может, стихи сочиняешь? Не их ли пел на нашей полянке? Красивые песни, и голос у тебя красивый. Ты пой почаще. — Он вздохнул. — Странно я себя чувствую в Поле Трента. Прямо тянет к нему… ты держи меня покрепче… Да нет!

Он рассмеялся: друг стиснул его руку.

— Не так, Рыцарь! Рукой Вэй не удержишь, если решит уйти. Держи голосом, говори со мной, не молчи! Ну вот расскажи — о чём ты думаешь с таким мечтательным видом?

— Да тебе неинтересно, — смутился юноша. — Просто фантазии… глупости.

— Ох, Энт. Коли фантазии глупость, так я с рожденья дурак. Я в твоих фантазиях глупого не увижу.

Энтис покраснел и принялся вспоминать свои лесные грёзы. Вначале — запинаясь через слово; потом увлёкся и заговорил складно, как дома, когда малыши вечерами сбивались кучкой на его постели и по полночи упрашивали рассказывать ещё… А Вил свистел, и непонятно было, слушает ли вообще.

— Тебе смешно, наверное? Глупости, я предупреждал.

Вил на ходу резко обломил ветку с орешника.

— Смешно бывает, как говорят, одеваются, поют — делают Сумрачные вещи. Но мечты из Мерцания… пусть причудливые, странные, я никогда не стану смеяться! — веточка с треском сломалась в его руках. — Мама говорила, настоящие желания сердца всегда сбываются. А тебе нужны странствия, подвиги и прекрасная принцесса? — он улыбнулся: — Странствия уже были. И злодеи, и книги из легенд, и тайны…

— А принцессу? — жалобно протянул Энтис.

— О чём речь. Десять принцесс, Энт. Куда ни придём, все девчонки глаз с тебя не сводят.

— Не выдумывай, — пробормотал юноша, мгновенно заливаясь краской.

— А то нет! Помнишь сестрицу старосты в Ястребках? Глазки тебе строила — вся деревня любовалась! — и поспешно отскочил от друга подальше. — Правда, не раскрасавица, да и не девчушка, но кому что нравится, кто и носы вроде сливы любит, тебе видней… Энт, не сверкай так глазами! Перепугаешь меня до смерти — а Первая Заповедь? — и, не выдержав, прислонился к дереву и расхохотался.

— А обещал, — с укором заметил Энтис, тщетно пытаясь не улыбаться. — Не будет он смеяться, как же!

— Не над твоей сказкой. — Вил сразу стал серьёзным. — И насчёт желаний я не шутил. Что необходимо тебе, без чего ты никогда не будешь счастлив — непременно придёт. Я хотел пробудить Дар, — и найти тебя, но этого я тебе не скажу . — И ведь получилось. Уж коли мои мечты сбываются, твои сбудутся и подавно! Геройские подвиги — не знаю, мы ж не в Тёмные дни живём, а принцессу точно найдёшь. — Он легонько потянул друга за золотистый локон. — Спасёшь её от чего-то ужасного… от бешеного бира, к примеру, или жука с платья стряхнёшь… и она будет самой красивой и чудесной девушкой в Тефриане.

— И нужен я ей буду, как пню сапожки. И её возлюбленный придёт меня благодарить. Что тогда?

— Скажешь богам спасибо, — усмехнулся Вил, — сразу всё и ясно, а то бы надеялся попусту. Знаешь, не верю, будто найдётся девчонка, которая сумеет в тебя не влюбиться. Особенно если ты её спас.

— Даже от жука?

— Даже от крохотной букашечки! — заверил Вил. Энтис улыбнулся. Конечно, всё ерунда, Вил это не всерьёз… но какая приятная ерунда! Он шёл меж цветущих яблонь, осыпающих его ароматным белым дождём, и представлял себя героем, храбрым спасителем Тефриана: все приветствуют его, а он идёт по устланным алым бархатом ступеням дворца, где ждёт награда драгоценней почестей и славы — подруга, любящая и ослепительно-прекрасная. И сегодня, в день его победы… нет, ночью, в сиянии звёзд…

Тем временем Вил ушёл с тропы в заросли и вдруг коротко вскрикнул, будто ему зажали рот. Энтис рванул меч из ножен и кинулся к другу — и замер, налетев на него с разбегу и едва не уронив… на неё.

Она лежала, закрыв глаза. Рваное платье едва прикрывало стройные босые ножки… вообще-то оно напоминало старый мешок, который давно стоит выбросить. А нежное личико вполне могло мелькнуть в окне кареты Вершины, и обнажённые руки — тонкие, изящные, и белая кожа, явно не привыкшая к солнцу… нищенское платье выглядело на ней более чем странно. Но удивительней всего были волосы — красное золото, пропитанное огнём. Они запылились, на концах слиплись в тонкие сальные хвостики, но это Вил заметил потом — сейчас видел лишь красоту огня, разлитого по плечам, груди и траве вокруг головы, багрового огня из самого сердца костра, умирающего на обгорелых ветвях… Они смотрели на неё, не в силах отвести взгляд, — Вил, с рукой, прижатой ко рту, и Энтис, крепко стиснувший его плечо.