Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том II [СИ]

‒ Спятил, ‒ вздохнул Вил, касанием Чар отнял нож и по рукоять загнал в стену. ‒ Дай руку.

Энтис подчинился (противиться просто не посмел), сцепил зубы и смотрел в сторону, изо всех сил пытаясь не дрожать. Вил развёл ладони, и освобождённая рука упала в траву ‒ без единой царапины.

‒ Что ты чувствовал? ‒ хмурясь, спросил он. ‒ Боль? Страх? ‒ он сильно куснул губу. ‒ Отвращение?

‒ Ты скажешь… ‒ Энтис покраснел. ‒ Спасибо. Ты настоящий вейлин теперь? Исцеляешь раны…

‒ Пара порезов ‒ это не раны. Услыхал бы тебя вейлин да на меня поглядел, умер бы со смеху.

Вил помолчал.

‒ Энт, почему ты никогда не спросишь, что там написано?

‒ Я не Чар-Вэй. ‒ Его пальцы судорожно стиснули заготовку для гребня. ‒ Меня Книга не касается.

‒ Но она принадлежала твоему отцу.

‒ Нет! ‒ его кровь словно обратилась в пламя и кипела в жилах. ‒ Он только хранил её, она досталась ему от отца, как и мне! Она была у него ‒ но она ему не принадлежала!

‒ Я думал, Орден презирает Вэй, ‒ медленно сказал Вил, ‒ но ты… но отчего Ордену бояться их?

‒ Тебя я люблю, а не презираю! Будь менестрелем или Вэй, а мне ты друг, и всегда будешь другом!

На щеках Вила вспыхнули и тут же пропали алые пятна.

‒ Не презираешь, но… Что злого в умении слышать Кружева, Энт? Чего тут бояться?! Я изменился? Стал хуже? Я должен понять! Чар ‒ ткань, из которой сотканы души, она создана Мерцанием, где же в ней Тьма? Мерцание ‒ дитя Света, и так прекрасны мелодии Кружев! Если б только ты мог услышать…

Энтис невольно поморщился.

‒ Энт, но почему?! Глядишь то с испугом, то печально, кричишь во сне… ты боишься Чар, ведь так? Я лечил тебя, а ты побледнел, как в День Кораблей, когда вэй’Брэйвин прошёл рядом. Ты сказал, у него тёмная тень. И у меня тоже? Ты уверен? Я иду во Тьму? Посмотри в моё будущее, Энт, скажи мне!

Голос его взволнованно звенел, глаза блестели ‒ казалось, ещё миг, и он заплачет. И это сдержанный Вил! И даже не пытается справиться с собою или скрыть… Энтис смущённо отвёл взгляд.

‒ Я не умею видеть будущее, когда пожелаю, ‒ пробормотал он. ‒ С Брэйвином знание пришло само.

‒ А обо мне знание не приходит? Или ты говорить не хочешь? Ох, Энт, мне бы магистра, любого…

Энтис порывисто схватил его за плечи.

‒ Это и есть путь во Тьму, короче некуда! Магистры не делают сильнее, они ломают, убивают душу! Вейлин с твоим лицом, вот кто получится, но тебя, Вил, тебя ‒ не будет! Лучше по-настоящему умереть!

Вил усмехнулся ‒ не очень-то весело.

‒ Какие страстные речи! Ты о магистрах ни черта не знаешь, кроме сплетен. Ведро вранья, ложечка правды. Ну почему ты берёшься судить о вещах, о которых не имеешь ни малейшего понятия?

Энтис упрямо сжал губы.

‒ Я чувствую. В Звезде есть зло, и для тебя дар обернётся злом, если пойдёшь к ним! Почему! Дева Давиат! Я не знаю, почему, просто ощущаю. А сделать, чтоб и ты ощутил, извини, не могу! ‒ и с обидой добавил: ‒ Стоило спрашивать, если собирался только посмеяться!

‒ Я не смеялся. Но верить… ‒ Вил вздохнул. ‒ В трясины магистров, я люблю свободу. Энт, а давай уйдём далеко-далеко. Мне надо устать по-настоящему. Может, тогда я вспомню, как людям хочется есть и спать. А то мне кажется, будто я вот-вот растаю, или превращусь в пылинки, танцующие в лучах солнца, и меня унесёт ветер, или допоюсь до того, что останется только голос да колебания струн…

Шли быстро. Энтис не понимал, какое удовольствие Вил получает от столь стремительной прогулки ‒ но, по крайней мере, сегодня они не продираются сквозь колючки и заросли крапивы, не бредут по колено в вонючей грязи и не ползают, словно земляные черви, а идут, как людям и положено, ногами и выпрямив спину. Он не пытался узнать места: Лойрен начал нравиться ему загадочным, незнакомым… опасным ‒ но это и привлекало: страшась грозной чужеродности леса, в то же время он восхищался ею.

То была ожившая сказка ‒ о принце, что блуждает по заколдованному лесу. И находит ‒ то мрачное логово колдуньи-старухи, вначале принявшей облик юной красавицы, то ‒ заброшенный замок, полный опасностей и страшных секретов, то ‒ прелестную девушку, испуганную и одинокую, готовую отдать и доверие, и сердце в обмен на странные, невыполнимые желания… Рядом с безмолвным Вилом в чаще Лойрена легко сочинялись такие сказки. В воображении возникали красочные картины приключений и битв, коварные враги и злобные чудовища, но он всегда выходил победителем. Одно лишь смущало: глаза его принцессы (высокой, тоненькой, с белой кожей и роскошными, цвета полночи, волосами), чёрные и бездонные, были то насмешливо-холодны, то невыразимо далеки и печальны, а нежны столь мимолётно, словно и она здесь ‒ в Сумраке и в его объятиях ‒ появилась на миг и вот-вот исчезнет, и невесома, хрупка их любовь… Энтис думал о ледяном огне, и о вершинах, у подножия которых обречён топтаться вечно, жалкий и крошечный из тех заоблачных высот, и о плате за нарушенное слово… и о близости, причиняющей тревогу и боль, и невозмутимом, бесплодном, бесчувственном одиночестве. О чём думал Вил, он не знал, но был почти уверен: для него в мыслях друга вряд ли хватило места.