Анна Семироль - Офелия

- Смотри! – Кевин дёрнул Питера за футболку и указал на воду.

Офелия слушала. Покачивалась у берега вверх-вниз в тёмной воде, прижав руки к груди и глядя в темнеющее небо. В глазах цвета ночи отражённое небо дрожало и переливалось алыми отблесками. Русалка приоткрыла рот, словно пыталась что-то сказать, да не могла. Питера охватило странное чувство: будто он вот-вот оторвётся от земли и исчезнет, развеется ветром.

- Далеко-далеко, за самый край земли, летели птицы… - услышали мальчишки тихий голос Йонаса. – Летели и несли симфонию жизни. К краю света птицы летели и на краю света они пели симфонию жизни. Одна… и две, и три тысячи. Четыре и семь тысяч… Пели… Я слышу их песнь – торжество жизни…[5]

Улыбаясь, как пьяный, Йонас взошёл на мостки, запрокинул лицо к ночному небу, и Питер увидел тонкую блестящую нить на его побледневшей щеке.

- Э-эй, Йонас… - предостерегающе начал Кевин, но мальчишка только отмахнулся, подошёл к самому краю и качнувшись, упал в воду.

Не задумываясь, Питер прыгнул за ним. Сразу погрузился с головой, открыл глаза, увидел белеющую в сплошной тьме футболку, изо всех сил толкнул друга в грудь руками – наверх, туда, где воздух. Выплыл рядом, фыркая и озираясь. И услышал, как Йонас тихо смеётся:

- Дурной-то… Да всё нормально, ах-ха.

По каменным плитам застучали каблуки маминых туфель, и перепуганная миссис Палмер выбежала к пруду.

- Мальчики! Господи, вы что творите? – севшим от испуга голосом воскликнула она.

- Всё хорошо, миссис Палмер! Мы с Питером поспорили на слабо, и ему оказалось не слабо! – подгребая к мостику, объявил Йонас.

Кевин и миссис Палмер помогли мальчишкам выбраться на сушу, и Питер тут же получил подзатыльник от подоспевшего старшего брата. Йонас улыбался, но губы у него дрожали, зубы выстукивали дробь, а по щекам текла и текла вода.

- Слава богу, среди вас есть хоть один нормальный! – сердилась Оливия Палмер. – Марш в дом переодеваться и ужинать! Питер, о чём ты думал? А если бы русалка…

- Не тронула бы, мам, - твёрдо ответил Питер и обернулся на пруд.

Офелия светлой тенью жалась к прутьям решётки на противоположном краю водоёма.

За столом, пока мама и Ларри несли мясо и гарнир, Кевин и Питер с двух сторон насели на Йонаса.

- Ты что устроил? Что за тип приходил? – шёпотом потребовали ответа друзья.

- Полисмен. Шёл мимо нашего дома, тётка попросила проверить, где я.

- А в пруд зачем сигал? Что это было вообще?

- Песня, - одними губами улыбнулся Йонас. – Это была песня о том, что всё заканчивается на краю света. И время тоже заканчивается. И лето.

Больше им не удалось добиться от него ничего путного.

Ночевали все трое на чердаке, притащив туда матрасы, подушки и одеяла. Лежали, глядя в потолок, по очереди рассказывали друг другу истории. Про футбол, великого Теслу, города пикси, вертлявых глупых никс, совсем не похожих на русалок, про шпионов и их суперавтомобили, которые могут летать и про много что ещё. Питер умолк последним, когда друзья уже уснули. Он рассказывал и рассказывал, по-детски веря в то, что пока звучит его голос, что-то страшное, стоящее у ворот, и лишь отдалённо напоминающее тень незнакомца в куртке, не войдёт в их жизнь. И что не случится ничего плохого, не придётся принимать сложных решений, бояться, бороть желание расплакаться и обо всём рассказать взрослым. Ничего не случится, если голос Питера будет звучать до рассвета.

Питер уснул в два часа ночи, уткнувшись лбом в плечо Йонаса. Над Великобританией разлилась удивительно тихая и невероятно тёмная ночь – словно кто-то опрокинул чернильницу, залив не только краски, но и звуки на острове.

[1] Добрый вечер, Йонас (нем.)

[2] Откуда вы меня знаете? (нем.)

[3] Не пора ли тебе домой, мальчик? (нем.)

[4] Катитесь к чёрту. Я гражданин Великобритании. (нем.)

[5] Перевод с фарерского песни «Fuglar» группы Valravn

Офелия (эпизод тридцать седьмой)

Под утро приснилось что-то стремительное, неприятное, как порыв сырого осеннего ветра. Питер проснулся, сел, слушая колотящееся сердце. Кевин ровно посапывал, из одеяльного кокона торчали лишь его босые пятки. Постель Йонаса была пуста, одеяло бережно свёрнуто, уложено под подушку. Питер огляделся: на чердаке Йона не было. И его разбитых кроссовок тоже.

Из памяти мигом вынырнули все вчерашние страхи: подозрительный полисмен, который ни документов не показал, не представился, бледное лицо Йонаса, его опустевший взгляд, прежде чем он шагнул в воду. Питер на четвереньках выполз из постели, стараясь не нарушить сон Кевина, и на цыпочках спустился с чердака.