Максим Бондарчук: Симулякры доктора Хьюго [СИ]

Доктор подошел к лабораторному столу, взял разбросанные листы с расчетами, просмотрел внимательно от и до, но вскоре положил обратно. Ничего нельзя было сказать конкретно. На бумаге все складывалось более чем хорошо. Работала каждая цифра, каждый символ химического элемента. Все говорило лишь о том, что эффект должен был появиться практически со сто процентной вероятностью, но на практике дела шли кардинально противоположно. Ущерб здоровью был колоссальным и смертность среди лабораторных мышей, на которых Хьюго тестировал один из основных элементов рецепта, достигала пограничных значений. Выживало от силы несколько особей, но и те были не способны размножаться и самостоятельно питаться, что в конечном счете приводило к гибели оставшихся в живых.

— Я видел их, Виктория. Всех до единого. Семья. Дети. Они стояли буквально в двух шагах от меня. Улыбались, смеялись, говорили о чем-то, что я никак не мог расслышать. Потом отворачивались в сторону и уходили. Я бежал за ними, кричал им вдогонку, чтобы те остановились и дали мне дотронуться до них. Орал во все горло, но безрезультатно. Потом все прекращалось. Дымка рассеивалась, разум словно выныривал из омута и глубоко вдыхал, отдаляя от меня увиденное. Затем адская боль в темени и рвота.

Женщина стояла на месте.

— А что потом?

Он пожал плечами.

— Я попытался вновь. Все кругом говорили, что я спятил, что все это глупости и бред одурманенного разума, но я знал, что это не так. Я знаю это, Вика! Я все видел своими глазами. Я чувствовал аромат кожи этих людей, духи, пот, все-все-все, что запомнилось мне из прошлого. Это нельзя назвать бредом. Слишком все реально. Каждая деталь, словно вырванная страница прошлого и поднятая горящими руками к самому небу. Разве такое может просто казаться? Нет. Это все реально и я смог это доказать на собственном примере.

Виктория посмотрела в окно. Затем сделала несколько шагов в сторону и направилась к балкону, совершенно забыв про доктора. Он присоединился к ней чуть позже, когда женщина сидела на краю ограды, балансируя между жизнью и смертью, посмеиваясь над каждым словом Хьюго, пытавшегося убедить ее слезть на землю.

— Я не боюсь, милый мой, ничего страшного не случится. Летать — это прекрасно, а отсюда такой невероятный вид.

Она еще раз громко расхохоталась и спрыгнула на ноги, поправив край узкой юбки.

— Все хорошо, Хью, посмотри на меня.

Она подняла его голову и заставила прямо взглянуть на нее. Солнце светило правее и блики от ярких лучей не слепили старика, так, что он мог внимательно ее рассмотреть.

— У тебя все получится. Ты же столько раз убеждал себя в этом и вдруг решил сдаться.

— Все сложнее, чем я ожидал. Комиссия требует прекратить изыскания.

— К черту ее!

Он усмехнулся.

— Тебя не будет рядом, когда все произойдет. Я знаю это.

Она укоризненно посмотрела на него.

— Если б я только могла, то никогда бы не покидала тебя. Даже сейчас, когда солнце светит, я знаю, что скоро должна уйти, иначе тебе несдобровать, но… вспомни обо мне еще раз, когда подумаешь прекратить исследования. Получилось же однажды, значит есть за что бороться.

Наконец, она наклонилась вперед, прильнула губами к его лицу и поцеловала в щеку. Приятный аромат помады ударил ему в ноздри, но теплоты губ он так и не почувствовал, разочарованно отведя взгляд, когда женщина направилась к выходу. Вскоре все закончилось. Он проснулся от сна, посмотрел на опустевший балконный карниз и увидел как стая птиц, засевших неподалеку, взмыла в небо. Город потихоньку оживал, вместе с ним и сама природа.

Безумие внутри него росло пропорционально неудачам. С каждым днем оно концентрировалось в душе и щемило так, что все больше и больше сил требовалось прилагать, чтобы продолжать шаги по исследованиям аномальных реакций в мозгу погибших добровольцев.

Вечер наступил неожиданно, как впрочем и всегда в такие моменты, когда он полностью погружался в бумаги, расчеты, вел бесчисленные записи, пытаясь в буквах и строках чернил разобраться в своих ошибках. За несколько лет их накопилось предостаточно и в какой-то момент он подумывал сжечь все до последней бумажки, пока вновь не ощутил первобытный страх перед неизбежностью. Тупик казался для него лучших исходом всех его исследований, по крайней мере это тоже был результат, только отрицательный.

Дверной звонок был отключен, посему своего гостя у дверей он смог увидеть лишь когда камера наружного наблюдения, установленная как полгода назад, навела объектив на странного вида мужчину, сновавшего по этажной площадке, как неприкаянная душа.