Джек Вэнс - Лазурный мир

Баркван Блаздель произнес, не понимаясь на ноги, что было оскорблением само по себе: «Не рассуждайте об идеалах — просто убирайтесь. Мы будем рады распрощаться с вами и пожелаем вам всего наилучшего. Ваше отсутствие не станет для нас потерей. И не вздумайте вернуться, когда банды бродячих крагенов, осмелевших в отсутствие Царя, сожрут ваши тощие губки, порвут ваши сети и потопят ваши кораклы!»

Хаст игнорировал его: «Таким образом — мы встретимся через два дня со всеми, кто желает покинуть несчастные Родные плоты. Затем посовещаемся и назначим время отплытия так, чтобы о нем не знали другие».

Баркван Блаздель рассмеялся: «Не бойтесь, мы не будем вмешиваться. Плывите когда угодно. По сути дела, мы даже поможем вам оставить нас в покое».

Скляр Хаст задумался на пару секунд: «Вы не сообщите Царю-Крагену о нашем отплытии?»

«Нет. Конечно, он может узнать о вашем отплытии сам».

«Тогда наш план заключается в следующем. Вечером третьего дня, как только с востока подует попутный ветер, мы отплывем — если, конечно, поблизости не появится Царь-Краген».

Заступник Смотрины Баркван Блаздель, его супруга и шесть его дочерей занимали обособленный плавучий островок к северу от основного плота Смотрины. Это был, пожалуй, самый изысканный, самый приятный островок комплекса Смотрины, расположенный так, чтобы Блаздель мог считывать сообщения сигнальных башен Смотрины, Четырехлистника и Полосчатого плота на востоке, а также Гранольта на западе. На островке Блазделя радовали глаз цветущие насаждения всевозможных кустов и лоз; на одних вызревали смолистые стручки, на других — семенные коробочки, полные ароматного сока, хрустящие съедобные усики и побеги. Иные кустарники позволяли получать красители и пигменты; эпифит с багровой листвой содержал сочную питательную мякоть. Другие насаждения носили чисто декоративный характер, что нельзя было назвать обычным явлением на плотах, где свободного пространства всегда было мало и все, что на них росло, оценивалось в первую очередь с точки зрения практической полезности. Немногие участки архипелага могли сравниться красотой, разнообразием растительности, изолированностью и безмятежным покоем с островком Барквана Блазделя.

Поздно вечером на второй день после Собора Блаздель вернулся к себе. Набросив фалинь коракла на причальный столбик из резной кости, он задумчиво смотрел на запад. Солнце только что зашло, небо разгорелось закатными сполохами — лучезарно-зелеными и голубыми, а в зените — утонченно-сиреневыми. Океан, покрытый первой робкой рябью вечернего бриза, отражал небеса. Блаздель ощущал себя купающимся в оттенках, погруженным в спектр...

Он отвернулся и, посвистывая сквозь зубы, прошествовал к своим пенатам. В лагуне Смотрины собрались пятьсот — или даже шестьсот — кораклов, нагруженных утварью и материалами: имуществом самых крамольных, самых подстрекательских элементов сообщества. Завтра они должны были отплыть — никто о них больше ничего не узнает. Никогда. Насвистывание Блазделя стало медленным и слегка тоскливым.

Несмотря на то, что жизнь, казалось, шла своим чередом, заступник Смотрины ощущал общую атмосферу беспокойства и неудовлетворенности, проявлявшуюся в сотнях различных признаков. Барквана Блазделя вовсе не так потрясло и удивило покушение на жизнь Царя-Крагена, как он старался внушить другим — для него неожиданностью стало скорее то, что покушение почти удалось. Лукавый, неразборчивый в средствах субъект, этот Скляр Хаст! Упрямый, непокорный, скептически настроенный и чрезвычайно энергичный человек. Блаздель с нетерпением ждал той минуты, когда наконец избавится от него.

Все было к лучшему, однако. Действительно, что могло быть лучше? Проблема решалась сама собой спокойно и бескровно — он сам не смог бы спланировать более удачный поворот событий! В одночасье все недовольные, все вечные неудачники, все скрытные и откровенные выскочки и нахалы — все они исчезнут одним махом и никогда больше не будут угрожать устоявшемуся, традиционному, спокойному укладу жизни!

Баркван Блаздель почти жизнерадостно шагал по тропе, ведущей к его жилищу: группе из пяти почти раздельных хижин, прикрытых садом со стороны главного плота, что создавало ощущение полной уединенности существования Блазделя, его жены и их шести дочерей. Блаздель остановился. На скамье у входной двери сидел человек. В сумерках трудно было разглядеть его лицо. Блаздель нахмурился, присмотрелся. Он не приветствовал чужаков на своем частном островке.