Валентин Гаркуша - Дубовый лист

— Но, а как по-другому! — вскрикнула она в камеру. — Ты сама видишь, он сошел с ума! Он не будет тебя слушать. Он и так ели держится, чтобы не разбить машину вдребезги. Плат этих напаял! Убийцей меня…. назвал….

Тут она успокоилась и намного тише продолжила, теряя блеск в глазах.

— Запись ему не показывай, он сразу же уничтожит машину, а может и на тебя нападет. Ты видишь, это возможно. Но если ты этого не сделаешь, то, о чем я тебя прошу, тогда не будет никого, ни мамы, ни папы, никого. Ты ведь, знаешь, дубового листа не хватит, — Вика гасла на глазах. — Я верю в тебя милая. Ты не подведешь.

Выключив запись, Виктория, еще несколько минут посидела в тишине, а потом, установив ее на начало, точно такое же, как недавно увидела сама, поставила планшет на подоконник. Вдруг ее глазу бросился цветочный горшок, украшенный разноцветной пемзой, до боли знакомой. Машинально взяв красный камень и свою записку, она прошла в спальню и остановилась около ноутбука Адама.

— Что ты вообще такое?!

Тихо и перепугано девушка смотрела на письмо. Она начинала понимать суть происходящего, и ей становилось холодно внутри. Белый лист бумаги теперь был зеркалом в лифте, напротив стоящего еще одного и отражающего первое в бесконечный коридор. Сколько Вик уже держали эту бумагу или она первая, и все это действительно подстроила разумная вселенная, возможно, сама и создала это письмо, убедившее девушку не просто пойти против мужа, но и убить его. Или же, бесконечное множество совершенно одинаковых Викторий, в одной и той же ситуации, убивают и убивают своих Адамов, передавая эстафету все дальше и дальше, и этому не будет конца, как и не было начала. Ибо вселенная и бесконечность, синонимы. Но в любом случае, обычный лист бумаги становится доказательством неспособности человеческого разума постичь ее величие.

Когда она положила на клавиатуру ноутбука записку и сверху придавила ее обычной пемзой из цветочного горшка, во что, впоследствии, беспрекословно поверит Адам, как доказательство из архейской эры, Виктория спустилась на первый этаж. Там она подошла к клетке с Пикой, и стала рассматривать морскую свинку. Но этот взгляд уже был не таким, каким был еще несколько часов назад. Этим взглядом она всегда смотрела на своего мужа.

— Прости меня Адам, — начала она, умываясь слезами. — Ты уже понял, зачем я это сделала. Я не убила тебя, я дала тебе жизнь. Я дала тебе все жизни в этом мире. И даже свою собственную. Даже я, Адам…, даже я, часть тебя.

Морская свинка смотрела на девушку в ответ. Но и ее взгляд был не совсем обычным для неразумного животного. Он был очень грустным, но в то же время, понимающим.

Спустя минуту молчания, девушка прошла в коридор и со стационарного телефона позвонила по номеру с визитки, лежащей у записной книжки и заказала себе такси. Потом она медленно прошла во двор, и закрыв за собой двери, своими же ключами, также неторопливо направилась к трассе.

По дороге она смотрела на птиц, на кошек и бродячих собак, и ловила на себе их грустные взгляды. Она знала, через их глаза на нее смотрит Адам, прародитель всей жизни на земле. И также она знала, что он ее больше не винит. Что за эти миллиарды лет, пока он ждал ее рождения, пришло понимание, а за ним и прощение. И смотрит на нее тысячами глаз и говорит с ней на миллионах языках, обволакивает ее, существует в ней, является ею. И эта мысль, становилась все громче и громче.

На трассе Виктория дождалась белого Нисана и практически без слов, села на заднее сидение. Водитель, смуглый, высокий, немолодой мужчина, с короткой стрижкой и заметной темной щетиной, заинтересованно смотрел на пассажирку, через зеркало заднего вида.

— Куда едем? Диспетчер сказала какой-то мост? Я не понял.

— Железнодорожный мост, знаешь? Высокий.

— На пересыпи что ли?

— Он самый, Адам.

— Я не Адам, — улыбнувшись и произнеся с неправильным ударением в имени ее мужа, ответил мужчина.

— Как скажешь, Адам, — таксист выразил глубокое недоумение, но все же, промолчал и просто вырулил машину в нужном направлении.

Так они в тишине, проехали практически всю дорогу, как вдруг в салон залетела большая муха и стала кружить перед шофером.

— Кшу! Кшу!

— Не балуйся Адам, ты мешаешь, — послышался спокойный голос Виктории.

И как только возмущенный водитель обернулся, чтобы отчитать девушку за постоянное и назойливое обзывание, как увидел, что это адресовано мухе. А муха, как по команде, села на спинку пассажирского переднего сидения и будто сама смотрела на Викторию. Но та уже молчала и просто влилась в окно.