Соваться с пустыми руками в этот бурлящий котёл Бед-Дуар поостерёгся. Удивительно, что парням удалось целыми и невредимыми добраться из самого Предместья – не иначе Светлые Боги им благоволят. Но, как говорится, на богов надейся, а сам не плошай. Плошать бывший генерал не собирался. Дверь в оружейную комнату оказалась отперта, однако кое-что из арсенала уцелело. Болтострел и сумку с болтами Бед-Дуар вручил Ламавину, сам вооружился палашом, Ардису досталась увесистая дубинка с железными шипами. Лишь после этого маленький отряд вышел за ворота.
– Идём к казармам, – скомандовал Бед-Дуар. – Здесь недалеко, если знаешь, как путь срезать.
Парни не возражали.
Тяжесть окованной железом дубинки вернула Ардису былую уверенность. И ещё то, что вёл его теперь не Ламавин, – друг, конечно, хороший, но слишком уж неповоротливый, если до драки дойдёт, – а сам Бед-Дуар. До драки, надо признать, дважды чуть не дошло, пока они бежали к тюрьме. Так то Предместье, там народ жил потише да попроще, после всеобщей мены не столько соседей грабить кинулся, как собственное, нежданно свалившееся добро защищать. Самые смекалистые и отчаянные оттуда уже сбежали. И сбежали как раз туда, куда друзьям идти предстояло, – в Верхний Город.
Первых мертвецов они увидели, едва пересекли площадь. Здоровенный детина лежал ничком, вцепившись ногтями в булыжники мостовой. Батистовая рубаха на спине была изодрана в клочья, насквозь пропиталась кровью. Кровавый след тянулся от босых ног детины до самой подворотни: не иначе пытался уползти, спастись, да нагнали. Там же, у подворотни, лежал второй – в сером форменном бушлате тюремной охраны. Этому проломили голову чем-то тяжёлым, помер на месте, разве что удивиться успел. Из самой подворотни доносились приглушённые крики, ругательство, звенела сталь. Ардис невольно сжал дубину покрепче, на случай, если оттуда кто-то выскочит.
Бед-Дуар глянул на мертвецов и подворотню лишь мельком. Указал палашом на примыкающую к площади улочку:
– Туда!
Улица походила на ущелье: каменные трёхэтажные громады домов подступали к самой мостовой, таращились чёрными бельмами окон. Узко – не больше дюжины футов от стены до стены. Ардис прикинул: если надумают уронить из окошка чего тяжёлого на голову – не увернуться.
Впрочем, в идущую быстрым шагом троицу нужно было ещё попасть: фонарь, висевший в том месте, где улица выходила на тюремную площадь, разбили, другой еле светил, да и то далеко – аж на следующем перекрёстке. И в окнах – ни огонька.
– Вот интересно мне, – Ламавину надоело молчать, – если кто спал во время мены, он сразу проснулся или как?
Бед-Дуар отвечать не захотел, потому пришлось Ардису:
– Вряд ли. Ты ж сам видел – в камере который, как спал, так спать и остался. Да и тутошний народец не видать, чтобы весь проснулся. Тихо пока.
«И хорошо, что тихо», – добавил он мысленно. Глядишь, генерал в самом деле тёмными проулками до стражников своих доведёт. А там уж бояться нечего.
– Ну да, пущай спят… – согласился Ламавин.
И в тот же миг приоткрылась дверь дома, мимо которого они проходили. Двое выскользнули на улицу, замерли, увидев превосходящий численностью и вооружением отряд. Лиц не разобрать, но у каждого за плечом – объёмистый мешок.
– …пока их грабют, – докончил мысль конопатый.
– Лишь бы не убивали, – буркнул Бед-Дуар.
Шаг он не сбавил, но палаш поднял выше, так, чтобы свет фонаря блеснул на лезвии. Предупреждения хватило – грабители дали стрекача, только их и видели.
Сонная тишина улочек Нижнего Города оказалась недолговечной. Ардис шёл в арьергарде отряда, но и он услышал топот копыт по мостовой, щёлканье кнута и залихватское улюлюканье. Чем ближе они подходили к перекрёстку, тем топот и улюлюканье становились громче. Кто-то нёсся им наперерез.
– К стене! – скомандовал Бед-Дуар. – Болтострел на изготовку!
Ардис явственно услышал, как икнул рядом Мави. Не иначе рыжий струхнул – вон как суетится, не может второпях пружину взвести.
– Дай!
Ардис отобрал оружие, пружина послушно клацнула, становясь на боевой взвод. Из-за угла вылетела пароконная двуколка. Лошади несли во весь опор, повозку швыряло из стороны в сторону, удивительно, как те двое, что сидели в ней, умудряются не выпасть. У одного в руке хлыст, у другого – факел. Глаза выпучены то ли от ужаса, то ли от восторга, орут непонятное, гогочут. А вслед за повозкой волочится, подпрыгивая на брусчатке, привязанное за ноги голое окровавленное тело. Судя по длинным чёрным космам – женское.
Читать дальше