Игорь Вереснев - Позывной «Оцеола»

Треугольник – каменное плато в стороне от железных дорог и автомагистралей. Здесь нет городов, нет деревень. Лишь пастухи пригоняют сюда отары овец в конце лета, когда засуха и зной выжигают пастбища в долине.

Посреди Треугольника стоит обелиск – обычный бетонный блок. На нем нет ни надписей, ни дат, и венки к нему никогда не возлагают. Такие памятники ставят не победителям, просто погибшим. Но это и не могила – хоть война сюда и докатилась, на самом Треугольнике бои не шли. Те немногие, кто видел обелиск, называют его «Памятником неизвестному солдату» или «Памятником последнему погибшему солдату». И только я знаю, кому он.

Живых в деревне не было. Чистенькие, беленные известью домики под красной черепицей, крашеные деревянные заборчики, низенькие, с калитками без запоров – такие встретишь разве что в подобном захолустье. Ярко-синее небо и расцвеченные в золото и багрянец деревья довершали картину. Хотя нет, довершали ее белые, обглоданные стаями бродячих псов костяки коров и свиней. И тишина. Полная, совершенная тишина.

Людей мы тоже нашли. Когда входили в деревню, мелькнула надежда, что местные успели сбежать. Или окки всех поголовно вывезли в свой фильтрационный лагерь. Но потом Кедр заметил погреб во дворе, зашел, откинул крышку. И отпрянул, едва не сбитый с ног волной ударившего оттуда смрада. Электрическая лампочка в погребе еще горела, и содержимое его было, как на ладони. Впрочем, я глянул краем глаза и сразу отошел. Зато Мегера не поленилась спуститься. Что она надеялась там найти? Не знаю. Видимо, местные бросились прятаться в погреба, услышав гул самолета над головой. Опасались бомбежки – во время августовского наступления окки утюжили наши города почем зря, уже не стесняясь. Но это оказалась не обычная бомба. Деревню накрыло облако «черного газа», а от него способно защитить разве что бомбо-убежище с многоступенчатой фильтрацией воздуха, но никак не деревенский погреб. Если окки зачищают территорию, то делают это надежно. Наверняка их командование предварительно отчиталось, что «мирное население эвакуировано, в полосе зачистки находятся исключительно диверсионно-разведывательные группы противника». Однако не прибрали за собой почему-то. Должно быть, забыли об этой деревеньке в пылу наступления.

Обратно Мегера вылезла белая как мел, брезгливо стянула с рук резиновые перчатки, швырнула вниз, захлопнула крышку. Процедила сквозь зубы: «И за это они заплатят». Кто, окки? Интересно, как это она себе представляет?

В деревне мы не задерживались. Даже в дома не заходили. Не потому, что боялись – «черный газ» не-устойчив к кислороду, давно разложился, осенние дожди и следы его смыли. Но осознавать, что несколько десятков, а то и сотня трупов смотрит на тебя выгнившими глазницами из-под земли, неприятно.

Псы ждали нас в заросшей молодым ольховником балке, что начиналась за околицей деревни. Тощие, голодные, злые. Хитрые. Одичавшие собаки опаснее волков, потому что хитрее. Они напали на нас с двух сторон, в самом удобном для засады месте. Если бы им попались гражданские, растерзали, те и глазом моргнуть не успели бы. Но мы – не гражданские. Я не хуже псов понимал, что это место удобно для засады. И что она там будет. Человеческая или звериная – не суть важно. Автоматные очереди разнесли самых проворных в клочья. Остальные, мигом сообразив, что просчитались с выбором жертвы, повернули назад под защиту леса. Кедр и Малой бросились следом, добивая, ощутили азарт охоты. Пришлось одернуть. Не на охоту мы пришли сюда. Наша задача – самим не стать дичью.

Ближе к вечеру мы вышли к третьему федеральному шоссе. За него бои шли дважды. Первый раз – весной, когда бронетанковый клин окков вонзился глубоко в нашу оборону и пришлось подтягивать резервы для его ликвидации, объявлять полную мобилизацию, бросать в мясорубку студентов и шестидесятилетних дедов. Второй – два месяца назад, после международной резолюции, объявившей нас «вне закона», когда бывшие союзники ударили в спину, Южный фронт посыпался, и стало ясно, что столицу не удержать.

Год назад, еще до войны, мы всей семьей ехали по этому шоссе к морю. Стоял июль, солнце светило из бездонного неба над головой, а миллионы земных «солнышек» грузно покачивались на зеленых стеблях по обе стороны дороги, от обочин и до самого горизонта, лишь кое-где разбавленные зелеными островками рощ. Семечки не дозрели, едва налились молочной спелостью, но все равно были вкусные. Особенно когда вышелушиваешь их прямо из «солнышка». Мы трижды останавливались скрутить самую большую, самую тугую корзинку. Воровать нехорошо, но как удержаться, когда такая красота вокруг? Да и кто заметит крохотную недостачу!