Сергей Барк - Второй урок. Сидерис [СИ]

Или не свободен? Или все это просто наспех придуманная иллюзия? Разве он так уж был доволен своей прежней жизнью?

Кир любил маму и любил дядюшку Померона, старого повара и его помощницу Магду, но были ли они действительно теми, с кем делят душу? Была ли эта та любовь, что трепетно обнимает сердце и встает за спиной, охраняя тыл, принимая твою жизнь как свою собственную? Та, что понимает без слов и идет рядом, ни к чему не привязанная, кроме твоей призрачной, никому больше не нужной души, делая ее самой важной драгоценностью, что сводит с ума единственного алчного искателя, мечтающего о мифическом кладе?

Нет, к ним он питал бесконечную теплоту и преданность. А тот, кто был ему так необходим, чье присутствия и чья ладонь были дороже воздуха именно сейчас — был на неведомой планете у далекой звезды, плыл в космосе, совсем не ведая, как плохо ему, Киру, без лазурно-голубой души.

А ведь еще совсем недавно он верил, что дружба это предел его мечтаний — словно тысячи лет прошли.

Он больше не будет бояться того единственного, истинного счастья которое, исчезнув, только сейчас болью потери отозвалось в его душе в тот самый момент, когда он понял, что умер. Почти умер.

Тот день мог стать последним, и тогда он бы не увидел ультрамарина самых прекрасных на свете глаз и не признался себе, что только они ему и нужны.

Какой же он был дурак, игнорируя молчаливый вопрос, всегда прячущийся в уголках желанных глаз, в тени ресниц, в глубине черноты зрачка…

Он просто идиот. Он с такой легкостью отталкивал единственное, ради чего стоило жить, словно не каждое существо известных ему галактик, от крохи до гиганта, стремилось к одному — быть нужным, стать дорогим, согреться в чужой теплоте обожания. А когда этот бесценный дар предложили ему, он отмахнулся, пренебрёг, разменял на собственное спокойствие!

Кретин! Боже, какой же он кретин!

Больше Кир не станет прятаться, не будет закрывать глаза и отворачиваться — стыдиться нечего. Нужно было радоваться, отдавать всего себя и благодарить вселенную, что однажды, в нужный момент, жизнь завела его в узкий коридор огромного имперского флагмана, где белобрысое чудо, не глядя, летело вперед… навстречу ему.

«Прости, больше я не отвернусь», — дал зарок себе Кир, больше не боясь потерять дружбу, ибо это было невозможным, но вот не получить тот редкий шанс, слепящий бликом солнца на чистой волне, он мог. Мог из-за собственной глупости и близорукости. Но больше он не будет слепым дураком, что отталкивает руку, где покоится самое дорогое ему сердце, и отнюдь не его собственное.

Как можно было так обманывать себя?! Думать о братских чувствах, если жизнь без нее не представляется возможной, а возможность погибнуть и не дать родной душе знать об этом — просто верх нелепости существования!

«К черту! Я не сдохну! И мне плевать на мнения, и страх, я не погибну, не отдав душу и сердца!»

Лежа в темноте пустой палаты, Кир видел перед собой абсолютно прямую дорогу, на которую он ступит завтра и уже никогда не сойдет. Сомнения развеялись с ночным ветерком, тревожащим занавески, истлели с жаром, выжигающим кожу, усохли в иссушающей жажде покинутой души.

Надрыв лишил Кира последних сил, и он, впервые за много дней, провалился в тихую ласкающую прохладу умиротворения.

Бримор торопился, скользя темными коридорами королевского дворца в столице Имраха, Гирсэбисе. Он был уверен что поводом для вызова послужила официальная новость, пришедшая королю Имраха, Джерангу, о том, что его сын чудом остался жив после чудовищной аварии.

Сам факт возможности гибели единственного наследника мог привести правителя в бешенство, а тот маленький нюанс, что он был абсолютно бессилен, ибо даже его длинные руки в виде сети осведомителей по всей Империи едва ли дотягивались до Прайма, ощутимо пах серьезными неприятностями для всех подданных короля, включая самого Бримора, занимавшего пост его личного ассистента вот уже несколько лет.

Поэтому, переступая порог личных покоев его величества, он был морально готов к тому, что именно ему придется испить чашу бешенства Джеранга до дна.

Правитель по обыкновению сидел в своем кресле, тяжело нависая над письменным столом. Руки лежали на столе, сцепленные в жесткий замок, а голова низко склонилась, скрывая одутловатое лицо.

— Добрый вечер, Ваше Величество, — поклонился Бримор, игнорируя тот факт, что на него никто не смотрел. Правитель не спешил отвечать, и помощнику его величества не оставалось ничего другого как покорно ждать.