Сергей Барк - Второй урок. Сидерис [СИ]

Азул закусил губу и почувствовал соленый вкус крови во рту; хотелось кричать, но… Здесь был директор и, возможно, за стенкой был тот, другой, тот человек, с которым он не мог, просто не мог существовать в одном времени, в одном пространстве…

«Этого не может быть! Это обман. Да. Конечно! В этом и был план фризийца — каким-то образом он рассчитывал прикрыть своё подлое преступление, изображая благородного спасителя. Должно быть, что-то пошло не так, и он сам загорелся и пострадал! Естественно! Он же жалкий тупица, а не стратег. Наверняка облажался, и просчет чуть не стоил ему жизни!»

Азул с яростью сжал подсунутые директором оправдательные бумажки.

Он никогда не поверит в этот бред. Никто не сможет его обмануть, такой жалкой смехотворной ложью, как Великодушие Фризийского Выродка! И они хотят убедить его, что тот, кого он ненавидел и презирал, тот, кто сам готов был вцепиться ему в горло — собственно, это и случилось пару месяцев назад — этот презренный прыщ на лице вселенной собирался рискнуть собственной жизнью ради него!

Смешно! Первосортнейшая трагикомедия!

«Тебе почти удалось, если бы не твой крошечный мозг, которому не хватило ума довести начатое до конца… и ты облажался. Чего еще следовало ожидать от наглого выскочки, который так идиотски промахнулся мимо цели, не рассчитав силу. Я уничтожу тебя! Даже если это будет последним, что я сумею сделать. Я сотру тебя навечно, будто никогда и не было. Клянусь! Клянусь честью — ты сполна заплатишь за всё.»

Директор тихонько вышел, не глядя на мальчика. Он и сам отчасти понимал чувства Азула. Все казалось логичным на первый взгляд — у Кира был мотив и возможность, вот только цепочка событий аварии никак не желала укладываться в аккуратный круг, присоединяя события звеном к звену.

Даже если допустить, что Кир провернул все так, что никто ничего не заметил, зачем было рисковать собой? В конце концов, можно было поранить себя и, оставшись у разбитого ЛА Азула, доказывать, что старался помочь и не смог. Но пробитые дыры в обшивке, которые Кир отказывался объяснять, и тот факт, что он вытянул Азула из горящего челнока, действительно, являлись единственными причинами, почему имрахиец все еще рыдал в палате, а не летел грудой останков на родную планету. Но…

Прямых улик, доказывающих вину Кира не было, а косвенные не могли перевесить тот факт, что Кир спас жизнь Азула, рискуя собственной…

Когда Кир пришел в себя, ему показалось, что на нем нет ни одного живого места — все его тело словно горело. Врачи объяснили, что это эффект от наращивания кожи.

Получая обезболивающее, раз за разом Кир получал некоторое облегчение, и на пару часов противное мучительное чувство, выкручивавшее конечности и изводящее дух, исчезало, смешиваясь скользкой тягучей негой полусознания.

Через несколько дней после того, как Кир пришел в себя, к нему стала возвращаться память. Ужас, окружавший его в тот момент, когда всё вокруг полыхало секущими лезвиями пламени, навалился на открытый разум, словно возвращая с лихвой то, чего он не успел ощутить, спасенный своим необычным даром.

Киру было плохо. Очень плохо. Ему казалось что теперь горело что-то внутри, и как бы он не старался забыться, осознать, что авария позади, и он в полной безопасности, что-то продолжало жечь, изводить дух, поворачивая упрямые шестеренки внутренностей в непривычный, неестественный ход.

Как будто его тело менялось, самостоятельно пытаясь справиться с ранами, что не излечимы ни одним лазером, ни одним доктором, ни одной мыслью человеческого гения.

Кир продолжал корчиться в новой оболочке, страдая от того, что его старая осталась внутри, и теперь самостоятельно пытается переродиться, скинуть словно старую кожу — но куда? Его тело было заперто, и это приносило нетерпимую муку.

Врачи продолжали пичкать его лекарствами, но это не помогало, и через пару дней Кир просто соврал им, что чувствует себя гораздо лучше, а сам продолжал с натугой втягивать воздух через настежь открытое окно.

Хоть бы кто-нибудь был рядом. Юноша мечтал о знакомых ему лицах, представлял давно исчезнувшую жизнь, где он был счастлив. Хотел бы он заполучить ее обратно?

Кир не мог ответить на этот вопрос.

С одной стороны ему было хорошо на Альфе, пусть он и жил маленькой букашкой, до которой никому не было дела. Зато у него был крохотный счастливый уголок, где они с мамой ничего не боялись и ни на кого не оглядывались. Он был свободен от обязательств перед мирами, свободен от ответственности, малой своей толикой способной раздавить любого, свободен от одиночества.