Генри Каттнер - Земля обетованная

— Даже не я, Бен? — Дыхание Торрена громко свистело в его огромной груди.

Фентон засмеялся и отошел к колонне с потайным лифтом. Самолеты на экране стали больше, ближе и громче.

— Знаешь, почему я был так уверен, что это не ты приказал взорвать меня? — дотянувшись до открытой двери здоровой рукой, спросил он. — По той же самой причине, по которой ты не пристрелишь меня. Ты безумец, Торрен. Ты знаешь, что ты безумец. В тебе два человека, а не один. И второй человек — это я. Ты ненавидишь общество, потому что оно в долгу перед тобой. Половина тебя ненавидит всех людей, и особенно ганимедиан, потому что они такие же большие, как и ты, но могут ходить. Их эксперимент удался, а твой — нет. Поэтому ты ненавидишь их. Ты уничтожишь их, если сможешь. — Фентон нащупал дверь и открыл ее. — Ты усыновил меня не просто так, Торрен, — сказал он на пороге. — Часть твоего разума точно знала, что делает. Ты дал мне суровое воспитание. Я провел жизнь в символической Центрифуге, как и ты. Я и есть ты. Я — та половина, которая совсем не ненавидит ганимедиан. Твоя половина, знающая, что они твои люди, имевшие возможность стать твоими детьми, живущие в свободном мире, как жили бы твои потомки, пройди с тобой эксперимент удачно, как у ганимедиан. Хоть с кислородным баллоном и в шлеме, но я буду сражаться. Вот почему ты никогда не убьешь меня.

Вздохнув, Торрен наклонил пистолет. Его толстый палец протиснулся внутрь рамы и начал давить на курок. Медленно.

— Прости, сынок, — сказал он, — но я не могу позволить тебе просто взять и уйти.

— Я же сказал, что ты сумасшедший, — улыбнулся Фентон. — Ты не убьешь меня, Торрен. Внутри тебя идет борьба с тех пор, как ты выбрался из Центрифуги. Теперь она выходит наружу, на открытое пространство. Это место получше. Пока я жив, я твой враг и ты сам. Держи борьбу снаружи, Торрен, а иначе сойдешь с ума. Пока я жив, я буду сражаться с тобой, и ты не будешь единственным хозяином Ганимеда. Ведь я веду твою войну. Ты делаешь все, что можешь, чтобы одолеть меня, но тебе не удастся. Ты не посмеешь.

Фентон зашел в колонну и протянул руку к пружине, закрывающей дверь. Его глаза уверенно встретили взгляд Торрена.

Под искривившимися губами Торрена показались зубы.

— Ты знаешь, как я тебя ненавижу, Бен, — хриплым голосом яростно сказал он. — Ты всегда знал!

— Да, знал, — ответил Фентон и дотронулся до пружины.

Створки двери закрылись за ним. Он ушел.

С некоей бешеной неторопливостью Торрен опустошил пистолет в гладкую, чистую поверхность колонны, глядя, как пули одна за другой отлетают в разные стороны, пока зал не наполнился их свистом и грохотом выстрелов. Но в том месте, где только что было лицо Фентона, колонна осталась нетронутой.

Когда последнее эхо отразилось от потолка, Торрен бросил пистолет, опустился в гигантскую ванну, восстановил дыхание и засмеялся, сначала осторожно, а потом все громче и громче, пока мощные волны звука не стали расходиться по стенам и проходить между колонн, поднимаясь к звездам. Огромные руки молотили по воде, поднимая брызги. Крупное тело чудовищно колыхалось, беспомощно сотрясаясь от смеха.

Вскоре гул самолетов на экране заглушил даже бурную радость Торрена.

Планета Локи со своими дикими равнинами и нехожеными долинами возникла из темноты ночи под грохочущим кораблем Моргана. Морган спешил.

Двигатели выплевывали высоко в разряженный воздух мгновенно застывающие ледяные перья, записывая недолговечную историю прохождения корабля по бледному небу Локи огромными клубами пара. Никаких других следов пребывания человека не было в этом мире.

В грузовом бункере позади Моргана находились три бутыли с сефтом, маслянисто булькающем внутри. Они наполнили крошечную кабину запахом корицы, а Моргану нравился этот запах. Нравился сам по себе и из-за вызываемых им приятных воспоминаний о зарослях тростника в долине и лесах на склонах холмов, где он собирал свой груз, в неудобстве, опасности и полной свободе. Он также нравился Моргану потому, что будет стоить пятьдесят тысяч кредитов в Энцибель Ки.

Либо пятьдесят тысяч, либо ничего.