Николай Горнов - Антивирус

– Документы, – лениво процедил первый толстяк. – Откуда такой? Куда направляешься?

– Какая разница откуда, если документы в порядке? – Шестков протянул паспорт речника.

– Не надо грубить представителю, – ухмыльнулся второй толстяк. – Мы вежливо спрашивали и ждем вежливого ответа.

– А я жду завтрашний поезд на Нововаршавку. Или не имею права?

Толстяки переглянулись. Жертва явно брыкалась. Но они– то знали, что на исход дела это никак не могло повлиять.

Впрочем, Шестаков это тоже знал. Знал и мальчишка-наводчик, не скрывавший своей заинтересованности. Остановившись метрах в пятидесяти, он с усмешкой наблюдал за происходящим.

– Придется тебе, морячок, сначала проследовать с нами. До выяснения, грубо говоря, личности. – Помощники шерифа расхохотались одновременно. – Печать в твоем паспорте какая-то размытая. А вдруг ты не гражданин России, а какой-нибудь антисоциальный элемент? Короче, будешь оказывать сопротивление или пойдешь добровольно?

Шестаков коротко пожал плечами и отвернулся…

В участке их ждал третий толстяк, похожий на двух предыдущих, только постарше и с одышкой. Он и заполнил протокол временного задержания, забрав у Шестакова часы и все остальное, что нашлось в карманах бушлата. Не заинтересовали помощника шерифа только рублевые купюры.

– Куда направлялся задержанный?

– В Обираловку, – пояснил Шестаков, чем вызвал у толстяков новый приступ смеха.

– Точно, был у нас такой населенный пункт, – выдавил из себя старший, отсмеявшись. – Только его расформировали давно. Народец оттуда разбежался. Тебе кто нужен-то?

– Никто не нужен. Могилу деда ищу.

– Могилы предков – это святое. Вот личность твою завтра установим, и враз отпустим, если не соврал. Поедешь куда хотел, скажешь деду спасибо за Победу.

– А сегодня нельзя?

– Сегодня праздник у всех россиян, мил человек, – День святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Все россияне по домам сидят. Праздник празднуют. Сам подумай: кто в такой великий день работать будет? Только нехристи какие-нибудь. Или не согласен?

Шестакова закрыли в узком помещении без окон, разделенном пополам толстой решеткой, пообещав на ночь выдать матрац. Судя по звукам, помощники шерифа вызвали кого-то, кто принес им дешевого вина, и все вместе сели играть в покер. Шестаков расстелил на полу бушлат, уперся спиной в решетку, чтобы не мелькала перед глазами голая лампочка, и закрыл глаза. Все же в камере было теплее, чем на лавочке…

Через пару часов стражи подозрительно всполошились. Стали вдруг заходить к Шестакову по очереди, распространяя запах сивухи, похохатывать и перешучиваться. А старший даже ужин принес – глубокую миску супа с большим ломтем подового хлеба.

– Вставай, арестант. Мы сегодня добрые. Учил науку историю? Знаешь, как во времена Римского императора Адриана жила в Риме благочестивая вдова София? Были у нее три дочери – Вера, Надежда и Любовь, и всех она воспитала в любви к Богу. Слух о благочестивой семье дошел до этого тирана, он вызвал к себе трех сестер и воспитавшую их мать и потребовал от девочек, чтобы они отреклись от Иисуса. Они отказались. Тогда император приказал принести их в жертву своим языческим богам. Старшей, Вере, было тогда двенадцать лет. Надежде – десять. А самой младшей – всего девять. Мать их, Софию, телесным мукам не подвергли, ее обрекли на более сильные мучения – душевные. Похоронила она своих дочерей, два дня не отходила от могилы, а на третий день Господь ниспослал ей тихую кончину…

Помощник шерифа утер рукавом пьяную слезу.

– Весь суп слопал, нехристь? Добавки хочешь? Моя варила. У нее знатный суп – на петушином бульоне…

Причину странного поведения правоохранителей Шестаков понял только утром, когда его полусонного выволокли на задний двор. Хищный силуэт бронетранспортера «Великая стена», припаркованного в переулке, не заметить было невозможно. Ну а когда из бронированной машины выпрыгнул командир отдельного штурмового отряда «Клин» Седой в сопровождении двух своих бойцов, Шестакову показалось, что мир вокруг застыл, словно стал стеклянным, а скоро разлетится на фрагменты…

– Этот что ли? – Седой бросил на Шестакова равнодушный взгляд.

Помощник шерифа икнул, распространяя сивушные масла, и подтолкнул арестованного вперед.

– У нас товар, у вас купец. Юани привезли?

После празднично проведенной ночи лицо у него так опухло, что глаза стали напоминать бойницы в крепостной стене.