Артур Дойль - Затерянный мир; Отравленный пояс; Рассказы о профессоре Челленджере; Туманная земля

Я поклонился и повернулся, чтобы уйти, но, дойдя до дверей, остановился: одолело любопытство. Профессор уже что-то яростно писал, скрипя по бумаге гусиным пером, и недовольно поднял на меня глаза:

— Ну, сэр, что вам еще? Я думал, вы уже ушли.

— Позвольте все-таки спросить, сэр, каково практическое значение столь необычного эксперимента?

— Прочь, сэр, прочь! — закричал он раздраженно. — Будьте выше низменной меркантильности и примитивного торгашества. Избавляйтесь от ваших убогих представлений. Науке нужны знания. Даже если путь познания сам ведет нас к цели, мы все равно должны прилагать усилия к ее достижению. Понять раз и навсегда, кто мы, где мы, почему живем, — разве это само по себе не величайшее стремление человечества? Прочь, сэр, прочь!

Его массивная черная голова вновь склонилась над бумагами и слилась с бородой. Гусиное перо заскрипело еще пронзительнее. Я оставил его, этого удивительного человека, ломая голову над странным делом, в которое оказался вовлечен с его легкой руки.

Вернувшись в контору, я застал там Теда Мелоуна; широко ухмыляясь, он поджидал меня, чтобы узнать о результатах визита.

— Ну как, — воскликнул он, — ты не пострадал? Не было попытки нападения или оскорбления действием? Должно быть, ты вел себя с ним чрезвычайно тактично. Так что ты думаешь о старике?

— Это самый раздражительный, высокомерный, нетерпимый, самонадеянный человек из всех, кого я знал, но…

— Вот именно! — вскричал Мелоун. — Все мы спотыкаемся на этом «но». Конечно, он именно таков, как ты говоришь, и даже хуже, но согласись, что к столь великому человеку неприложимы наши мерки и от него можно вытерпеть больше, чем от простого смертного. Не так ли?

— Ну, я не настолько близко с ним знаком, чтобы судить наверняка. Однако признаю, что если все его слова — правда, а не бред сумасшедшего, страдающего манией величия, тогда он, безусловно, выдающаяся личность. Но неужели это правда?

— Конечно же, правда. Челленджер не станет зря говорить. Но насколько ты в курсе дела? Он уже рассказал тебе о Хенгист-Даунс?

— Да, но не вполне понятно.

— Можешь мне поверить, дело это грандиозное и по замыслу и по исполнению. Он ненавидит газетчиков, но мне доверяет — знает, что я лишнего не скажу. Оттого-то я и допущен к его секретам, или, точнее, посвящен в некоторые из них. Он стреляный воробей, поэтому никогда не знаешь, насколько он откровенен. Но как бы то ни было, я достаточно осведомлен, чтобы заверить тебя, что Хенгист-Даунс — это реальное дело, причем находящееся на стадии завершения. Мой тебе совет: не торопи события, просто держи свою технику наготове. Очень скоро тебе придет уведомление — или от него или от меня.

Получилось так, что с известием явился сам Мелоун. Несколько недель спустя он ни свет ни заря пришел ко мне в контору с важным сообщением.

— Я только что от Челленджера, — сказал он.

— Ты прямо рыба-лоцман у акулы.

— Я гордился бы любым положением при нем. Это воистину удивительный человек. Он блестяще осуществил свой проект. Теперь дело за тобой, и только потом он даст сигнал к поднятию занавеса.

— Не поверю, пока не увижу собственными глазами. Тем не менее у меня все готово и погружено в грузовик. Он может отправиться в любую минуту.

— Тогда не стоит терять времени. Я рекомендовал тебя как сгусток энергии и олицетворение пунктуальности, так что уж не подводи меня. А мы тем временем поедем на поезде, и по дороге я расскажу тебе, что предстоит сделать.

Было чудесное весеннее утро — 22 мая, чтобы быть до конца точным, — когда мы отправились в путешествие, которое положило начало моему участию в событиях, ставших впоследствии историческими. По дороге Мелоун вручил мне письмо от Челленджера, которое должно было стать для меня руководством к действию. В нем говорилось следующее:

«Сэр! По прибытии в Хенгист-Даунс Вы поступаете в распоряжение мистера Барфорта, главного инженера, который полностью в курсе моих планов. Мой юный друг Мелоун, податель сего, также поддерживает со мной связь и таким образом избавляет меня от необходимости лично присутствовать на объекте. В стволе шахты, на глубине четырнадцати тысяч футов и ниже, мы зафиксировали некоторые явления, которые полностью поддерживают мои догадки относительно природы земного организма, однако требуются дополнительные — сенсационные — доказательства, прежде чем я смогу быть уверенным, что произведу достаточное впечатление на инертное сознание современного научного мира. Вам выпала честь добыть необходимые доказательства, а этим горе-ученым останется только их засвидетельствовать. Спускаясь в лифте под землю, Вы заметите (конечно, при условии, если обладаете столь редким качеством, как наблюдательность), что последовательно проходите мезозойские слои известняковых пород, угольные пласты, девонские и кембрийские отложения и, наконец, гранит, сквозь который пробита большая часть нашего туннеля. В настоящее время дно покрыто брезентом, и я запрещаю Вам трогать его, ибо любое грубое прикосновение к внутренней чувствительной пленке земной плоти может вызвать непредсказуемые последствия. Двадцатью футами выше поперек шахты по моему распоряжению закреплены два бревна. Между ними есть небольшой зазор — его можно использовать для зажима вашей артезианской трубы. Установите бур длиной пятьдесят футов, так, чтобы его острие почти упиралось в брезент. Если Вам дорога жизнь, не опускайте бур ниже. Тридцатифутовая часть бура останется над бревнами, и когда мы начнем эксперимент, бур, надо полагать, не меньше, чем футов на сорок, сможет погрузиться в земное вещество. Поскольку эта субстанция чрезмерно мягкая, Вам, я думаю, не придется силой приводить установку в движение, а достаточно будет опустить бур, и он войдет в слой, который мы обнаружили, под собственной тяжестью. Этих рекомендаций, на мой взгляд, вполне достаточно для любого среднего интеллекта, но я не сомневаюсь, что Вам потребуются дополнительные указания; свои вопросы можете задавать через нашего юного друга Мелоуна.