Артур Конан Дойль - Затерянный мир (Художник Л. Фалин)

- Ну, конечно, он не придет, - с досадой в голосе проговорила Лаура Макинтайр.

- Почему же?

- Да посмотри, какая погода! Просто ужас!

Она не успела договорить, как снежный вихрь с глухим шумом ударил в уютное, завешенное красной шторой окно; протяжно завыл, засвистел ветер в ветвях огромных заснеженных вязов, росших вдоль всей садовой ограды.

Роберт Макинтайр отложил эскиз, над которым работал, и, взяв в руки лампу, стал вглядываться в темноту за окном. Длинные и словно мертвые сучья безлистых деревьев качались и дрожали, еле видимые за снежной бурей.

Сидя с вышиваньем у камина, сестра взглянула на профиль Роберта, силуэтом выступавший на фоне яркого света. Красивое лицо - молодое, свежее, с правильными чертами, волнистые каштановые волосы зачесаны назад и падают завитками на плечи - таким обычно и представляешь себе художника. Во всем его облике чувствуется утонченность: глаза с еле заметными морщинками в уголках, элегантное пенсне в золотой оправе, черная бархатная куртка, на рукав которой так мягко лег свет лампы. Только в разрезе рта что-то грубоватое, намек на какую-то слабость характера - нечто такое, что, по мнению некоторых, и в том числе сестры Роберта, портило прелесть и изящество его лица. Впрочем, об этом не раз говорил и сам Роберт, - как подумаешь, что каждый смертный наследует все нравственные и телесные пороки бесчисленных прошлых поколений, то, право, счастлив тот, кого природа не заставила расплачиваться за грехи предков.

Неумолимый кредитор этот, надо сказать, не пощадил и Лауры, но верхняя часть лица у нее отличалась такой совершенной красотой, что недостатки в остальных чертах замечались не сразу. Волосы у нее были темнее, чем у брата, ее густые локоны казались совершенно черными, пока по ним не скользнул свет лампы. Изящное, немного капризное лицо, тонко очерченные брови, умные, насмешливые глаза - в отдельности все было безупречно, и тем не менее всякий, взглянув на Лауру, смутно ощущал в ее внешности какое-то нарушение гармонии - то ли в чертах лица, то ли в его выражении. Всматриваясь внимательнее, можно было заметить, что нижняя губка у нее слегка оттопырена и уголки рта опущены - недостаток сам по себе незначительный, но из-за него лицо, которое могло быть прекрасным, казалось всего лишь миловидным. Сейчас на нем было написано недовольство и досада. Лаура сидела, откинувшись в кресле, бросив на колени суровое полотно и мотки разноцветного шелка и заложив за голову руки белоснежные, с мягкими розовыми локотками.

- Он не придет, я уверена, - повторила она.

- Ну что за вздор, Лаура! Разумеется, придет. Чтобы моряк испугался ненастья!

- Ш-ш… - Лаура подняла палец, на губах у нее заиграла торжествующая улыбка, которая, однако, тут же уступила место прежнему выражению разочарования. - Это всего-навсего папа, - пробормотала она.

В передней послышалось шарканье подошв, и в гостиную, волоча ноги, вошел хилый, небольшого роста человек в сильно поношенных комнатных туфлях. У Макинтайра-старшего был бегающий взгляд, редкая, растрепанная, рыжая, с проседью бородка, бледная, унылая физиономия. Житейские невзгоды и слабое здоровье наложили на него свою печать. Десятью годами ранее Макинтайр был одним из самых крупных и самых богатых оружейных фабрикантов в Бирмингеме, но длинный ряд коммерческих неудач в конце концов привел его к банкротству. Смерть жены в тот самый день, когда Макинтайра объявили несостоятельным, переполнила чашу бед, и с тех пор с его бледного, осунувшегося лица не сходило выражение растерянности и придавленности свидетельство некоторого душевного расстройства. Финансовый крах был полный, и семья впала бы в совершенную нищету, не получи они как раз в это время от брата миссис Макинтайр, сумевшего нажить состояние в Австралии, небольшое наследство - ежегодную ренту в двести фунтов каждому из детей. Соединив свои доходы и перебравшись в небольшой домик в Тэмфилде - тихом местечке в четырнадцати милях от Бирмингема, - Макинтайры могли жить с относительным комфортом.