Иван Булавин - Ходок

Как бы то ни было, а они всё ближе были к Люшену и, следовательно, к дому. Дорога шла стабильно на юго-восток, а в самом конце упиралась чуть ли не в сам трактир "Глубокая топь". Однообразие окружающего ландшафта, где постоянно чередовались то редкий лес из берёз и осин, то голые поля, ждущие пахоты, начинало потихоньку бесить, но люди здесь собрались спокойные и хладнокровные, а потому созерцали мир с редким спокойствием, не убирая при этом пулемёты с коленей.

Когда снова пошли обитаемые места, они вздохнули с облегчением, здесь действительно было относительно спокойно, народ выглядел более приветливым и, казалось, даже не помышлял о том, чтобы сбиться в банду и начать обирать соседей.

Однако, очень скоро выяснилось, что это не так. То есть, вооружённых банд здесь действительно не было, но и народ оказался отнюдь не спокойным. Так, при въезде в город Сотула, что в одном дне пути от Люшена, Харитон попросил сделать небольшую остановку, ему нужно было по делам заскочить к одному из местных купцов.

— Я ненадолго, — заверил он, — только парой слов перекинусь.

Прихватив небольшой кошель с серебром и какие-то бумаги, он быстро убежал и скрылся за ближайшим поворотом. Ходоки, предоставленные сами себе, вышли размять ноги.

— Подскажите, где здесь можно купить еды? — обратился Ник к проходившей мимо женщине.

Женщина остановилась, смерила его взглядом, потом посмотрела на Ханса, потом — на повозку, потом бросила с ненавистью:

— Нигде! — после чего отвернулась и быстро зашагала по дороге.

— Нас нигде не любят, ты забыл? — улыбнулся Ханс, — мы ведь отродья сатаны, прячем рога под шляпой и целуем козла под хвост.

— А ещё пьём кровь христианских младенцев и занимаемся содомией, — грустно согласился Ник, — вот только она откуда это знает?

— Так об этом на каждом углу говорят, ходоки — это черти с рогами.

— Я не про то, как она узнала, кто мы? У нас на лбу не написано, нас тут никто лично не знает. С тем же успехом мы могли быть торговцами. А торговцев здесь уважают. Раньше уважали.

Тут они увидели Харитона, который почти бежал в их сторону.

— Что-то случилось? — с тревогой спросил Ханс.

— Случилось, ещё как случилось, — пробормотал себе под нос Харитон, запрыгивая в повозку. — Всей торговле моей конец, да и вам не поздоровится. Садитесь уже, чего ждёте?

— Да ты объясни толком, — спросили ходоки хором, но в экипаж всё же залезли, — что тут произошло?

— Какая-то всеобщая истерия, направленная отчего-то на ходоков, а нас тоже к вам причислили, мол, с отродьями дьявольскими дело имеем, мы их сюда привадили, нам и ответ держать, теперь на порог никто не пустит.

— Что за дерьмо? — спросил Ник, — нас и раньше недолюбливали, а теперь-то что изменилось?

— Не знаю, — проворчал Харитон, подгоняя коней, — но среди потока брани уловил, что, мол, священник местный сказал чего-то.

— Начинается, — сквозь зубы прошипел Ханс, — святая инквизиция за нами пожалует, чтобы на костёр определить.

— Как раз инквизиции я не боюсь, подозреваю, это хранителей люди, последний поступивший заказ отрабатывают. Они нам ничего не сделают. Я другого боюсь, если в атаку бабы и дети пойдут, по ним ведь стрелять не станем.

— Запросто, — с печальным видом подтвердил Ханс, — тем более, что хранители и их люди живой щит уже практиковали.

— Короче, — Ник повернулся к Харитону, — гони коней, на месте разберёмся, там, если что, священник нормальный, он мракобесие не жалует.

Торговец внял их пожеланиям и прибавил хода. Немного совсем прибавил, лошади, уставшие сверх всякой меры, и так выдавали максимально возможную скорость.

До Люшена они успели пообедать, поспать, наговориться, поужинать и много чего ещё. В город въезжали ночью, когда кони уже с трудом перебирали ногами. Но это было даже хорошо, смотреть на злые и испуганные лица местных желания не было никакого. Было место, где им всегда будут рады. Харитон тоже, кстати, попросился с ними, опасаясь ночевать где-либо ещё. Остановив повозку у трактира, они вышли и громко постучали в дверь.

Некоторое время ничего не происходило, молчание становилось подозрительным, тем более, что и фонарь над входом отчего-то не горел. Не случилось ли чего? Наконец, за дверью послышался тревожный голос Юзефа:

— Кого там принесло среди ночи?! — голос был, скорее, напуганный, да и сама постановка вопроса была странной. Кто-кто, а ходоки сюда приходили в любое время дня и ночи и всегда находили приют.