Винсент Эри - Крокодил

— То-то у тебя губы мокрые, — сказал с усмешкой Хоири. — Тебе повезло — ты смог сделать что хотел до того, как с женой расстался, а моя жена, как ты знаешь, только что родила. Наверняка тебе меня жаль.

— Да с чего это мне тебя жалеть? Сотни одиноких девушек только и мечтают о том, чтобы им смочили нутро. Неужели ты из тех, кто, женившись, после темноты и носа не высунет на улицу — боится, как бы девушки не отрезали у него свиные кишки?

Сам Хоири затевать этот разговор не стал бы, но теперь, когда об этом заговорил другой, почему бы не ответить?

— Нет, просто мне в теперешних девушках кое-что не нравится. Они как рыбы, которые бросаются на наживку. А когда заглотнут ее, снять их с крючка очень трудно. Или нет, они скорее как пиявки: если присосутся, то уж сосут сколько могут и животы у них под конец вздуваются. Сам знаешь, в какую беду попадешь, если позволишь им к тебе присосаться.

На корме Хэра прочистил горло и сказал:

— Эти двое парней умнее нас всех, раз завели такой разговор — для усталых и грустных это самое лучшее лекарство.

Солнце уже не так пекло, и люди становились разговорчивее. Весла глубже врезались в воду, и гребцы тянули их на себя усердней. Пассат дул намного слабее, теперь это был легкий ветерок. Гребля больше не была тяжелой работой, теперь она доставляла удовольствие. Над головами гребцов перелетали с берега на берег птицы и усаживались на облюбованные ими деревья.

— Нажимайте, нажимайте, ребятки! — подбадривал товарищей Хэра. — До места, где будут хижины, уже совсем недалеко. Нужно успеть до темноты. Я в таких походах бывал не раз, и уж я знаю, какими становятся белые люди, когда приходится делать что-то в темноте. Будет очень плохо, если он на нас разозлится. Сказать вам правду? Он подгоняет нас: «Скорей, скорей!» — вовсе не потому, что хочет больше успеть, а потому, что хочет поскорей вернуться в Кукипи — опиваться гам снова холодным пивом.

Наконец они воткнули в дно шесты и крепко привязали к ним лодку. Мистер Смит сказал:

— Первым прыгну на берег я.

— Не надо, таубада, не прыгайте первым, — стал уговаривать его сержант. Лату. — Пусть носильщики срежут сначала траву и приготовят для вас место, а то вас может ужалить змея, да и просто ноги исколете — ведь у вас кожа нежная.

— Не надо обо мне беспокоиться, сержант, я уже не мальчик, могу позаботиться о себе сам. Это мое дело — заботиться о вас, а вовсе не ваше — обо мне. Да и вообще мне надо размяться — целый день просидел в шезлонге!

С белым человеком, который знает, что для него лучше, не очень-то поспоришь. Гребцы уже поднялись со своих мест и теперь стояли, расправляя затекшие руки и ноги и разглядывая пустые огородные хижины на берегу. Они прекрасно знали: хозяева огородов, чтобы не дать в свое отсутствие жить в огородных хижинах чужим, применяют колдовство. Жаль, что нельзя попросить у хозяев разрешения, придется из-за этого спать под открытым небом.

Все смотрели, как прыгнет мистер Смит. К его ужасу, берег оказался круче, чем он думал, а земля мягкой и влажной. Видно, прыгать с лодки ему до этого никогда не приходилось, и он оттолкнулся с такой силой, что тот из воткнутых в дно шестов, к которому была привязана корма, из дна вырвало и лодку понесло на середину реки, все дальше и дальше от берега. Судорожно цепляясь за траву руками, он попытался удержаться и не соскользнуть с крутого склона в воду, но напрасно. Как раз тут лодка вернулась к берегу на прежнее место и сильно ударила его в затылок. Хэра, другие гребцы, сержант — все как были одетые попрыгали за борт и вытащили мистера Смита на безопасное место.

Остальные, не теряя времени, расчистили на берегу площадку и разожгли там большой костер. Когда мистер Смит пришел в себя, горячая вода и чай для него были уже готовы и рядом с сухой одеждой и полотенцем в руках стоял его слуга. Хэра посмотрел на начальника патруля, на разорванный сверху донизу перед его рубашки и отвернулся. Сержант Лату глядел мистеру Смиту в лицо и что-то ему говорил. От его форменной одежды из толстой ткани шел пар, будто его только что вытащили из кипящей воды.

— Ну вот, хоть вытащили, — сказал Хэра, будто думая вслух. — Как бы этот наш обход не кончился плохо. Что. если бы этот острый кусок бамбука пропорол ему не только рубашку, но и живот? Очень бы не хотелось мне увидеть, как его белые кишки вываливаются наружу. В другой лодке есть санитар, но они еще не приплыли, да и все равно санитар бы живота не зашил. Умри этот белый человек, нас всех обвинят в убийстве, и остаток жизни мы проведем в тюрьме. Белые люди думают, чго знают все на свете, а когда приключится что-нибудь вроде этого, виноваты всегда бываем мы — вот что хуже всего.