Этот вопрос, как и множество других, повис в воздухе. И то знание, на котором и основывал Антонов свои догадки, осталось с ним.
Вместо этого произнес:
– Странно получается, – и замолчал. Он и хотел избавиться от этого разговора, забыть, хотя бы на время, его и, одновременно, чувствовал, что не станет останавливаться на половине, как бы ни хотелось замолчать тому, что засело внутри него, не станет доверять полутонам и недосказанностям в их коротком пока еще знакомстве. Так же, как, быть может, не могла остановиться и перестать слушать она. И эта беседа, это интимное знание, что передавалось нерешительно и трудно, медленно окутывало их, заключало в невидимые объятия, с каждым произнесенным словом делающимися все теснее. Они, эти фразы, с мукой рождались в устах мужчины и так же с мукой принимались душою женщины, но отказаться от дара и не принять его не мог ни один из них.
– Странно получается, – вновь произнес он и остановился посреди дороги, точно чувствуя эти словесные объятия, вязкие жгуты фраз, обвивавшие их, и так же, поддаваясь их неумолимой силе, остановилась подле него Марина, – насколько мне известно, все началось в 98-ом, в самом его конце. Пока данных о том, что путешествия случались раньше, у нас нет, но, может, и будут. Наверное, мы еще в самом начале этого переселения, ведь с каждым годом число путешественников возрастает. И вот что удивительное во всем этом: чем из более позднего времени бегут люди, тем в более ранние годы забираются. Сперва попадались из будущего века, потом из самого конца этого, и вот теперь черта подошла к 98-му. Может, тогда и был изобретен аппарат?
– Хорошенькое состояние успел сколотить изобретатель, – она думала так, как думал минуту назад он, но сейчас Антонова заинтересовала уже совсем другая мысль.
– Чем дальше в будущее, тем глубже в прошлое. В застой. В покой. В ничем не нарушаемую тишину. Неужто им так обрыдло все новое, самый процесс изменений? Процесс, – произнес он. – А ведь и в самом деле, процесс, – добавил он горячо, – Вот ведь в чем дело. Процесс!
– Не понимаю тебя, – робко произнесла Марина.
– Да видно, все эти пятнадцать, двадцать или тридцать лет – процесс. Один и тот же, непрестанный. И нет ему ни конца, ни края. Кризис, бесконечный кризис, – добавил он шепотом. – Наша экономика перегрелась, сейчас это понятно многим и не только экономистам. Ныне общество буквально требует реформ, оно заждалось их, всяких и всех: экономических, политических, социальных… – А что, если, – он помолчал мгновение, давая возможность Марине угнаться за ним, – что, если эти реформы, сами реформы превратились в процесс? Понимаешь? Что, если реформы как идут, так и продолжают идти, не прекращаясь? Что, если в реформах, в самом их течении, наступил застой? Застой вечной смены курса, вечного поиска верных путей и виноватых за прошлые ошибки.
Он помолчал немного.
– Да вот, вот она причина причин. Нашел, не сомневаюсь, нашел. Вот почему точно от самых страшных потрясений, от реформ, от неуверенности и во вчерашнем и в завтрашнем дне бегут люди. Только бежать особенно некуда, но они и не выбирают, они хотят отдохнуть, переждать хоть чуть-чуть, чтобы снова идти в бесконечную игру. Придти в себя, вздохнуть полной грудью от вечных преобразований, которые ничего не преобразовывают, которые суть миф. Как коммунизм к 80-му году, как пролетарии всех стран, соединяйтесь, как экономная экономика, как эта антиалкогольная кампания, черт ее дери!
– И знаешь, – продолжал он с новой силой, – что они делают, прибывая сюда? Нет, не догадаешься. Не сколачивают капиталы, это понятно, они ждут начала тех реформ, что позволят им сделать это безошибочно, позволят выпрыгнуть из ямы. Я хочу сказать о тех, кто прибывает в глубокий застой. Там они ходят в кино, в музеи, театры, на выставки, посещают их регулярно, точно в будущем их не будет. Они отдыхают на курортах Крыма и Прибалтики, точно ни того, ни другого им уже не достанется. Они проедают свой запас банкнот, даже не пытаясь устроиться на работу, не думая об этом. Они просто отдыхают. Ничего не делают. Отдыхают, понимаешь, понимаешь?
– Просто ходят в театры? – переспросила она, сама не зная, почему. Может, просто хотелось услышать продолжение
– Да куда угодно. Читают книги, целыми днями смотрят телевизор, гуляют с собаками, заводят бесчисленных друзей, наведываются в гости. Даже не диссидентствуют вечерами на кухне, отнюдь. Бродский и Солженицын им до лампочки, война в Афганистане без разницы, корейский лайнер мимо дома. Они живут как в сказке. Как в мечте. Они не хотят будить эту мечту.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу