Кирилл Берендеев - Мир внутри

– А что мне надо, – усмехнулся в ответ Лухманов, – покой, да немного свободного времени и денег для продолжения работ.

– Что хочешь, – повторил барон.

В этот миг наступила ночь. Кто-то попросил зажечь свечу. Помещение залил бледный свет, и через некоторое время пришлось открыть окно, за которым слышался лишь легкий шум разрезаемого кораблем эфира. Лухманов долго вслушивался в этот жутковатый протяжный звук, хотел что-то сказать, но так и не решился.

В это время в отсек вернулся, уверенно грохоча по лестнице сапогами, Капекки.

– Невероятно, – пробормотал он, грузно усаживаясь в кресло. – Кто бы мог подумать? Неужели Коперник был прав?

– Почему бы и нет, – ответствовал барон, – чтобы понять устройство мира, вовсе необязательно подниматься на небеса.

И усмехнулся собственной шутке.

Инквизитор его не слушал:

– Звезды кажутся такими близкими, будто совсем рядом. А Луна… Иван, ты говорил, что до нее лететь невесть сколько, я не помню цифры ну да и неважно. Но мне кажется, что она гораздо ближе. Неужели вправду нас от нее разделяют сотни тысяч миль пространства? Честное слово, поверить этому не в силах.

– Если вас интересует точное расстояние, то до Луны нам лететь триста восемьдесят тысяч верст, – Лухманов оглянулся и перевел версты в мили, чтобы понимал не только он один. Огромное число сократилось, но не настолько, как того бы хотелось слушателям. – До Луны мы будем добираться примерно четыре дня. День уйдет на поиск места посадки, потом – наше пребывание там, и еще четыре дня – на возвращение. Запасов еды и воды должно хватить с избытком.

В гробовом молчании собравшихся послышался лишь голос Капекки.

– Надо же как сильно ошибался Птолемей. Великий ученый, я буквально боготворил его, и вдруг – такой поворот. Хочу и не могу поверить в то, что он ошибался.

– Каждому свойственно заблуждаться, – примирительно произнес брат Иосиф.

– Хотел бы я только знать, как потом будет выглядеть папская булла о признании учения Птолемеева непригодным и изжившим свое. Признаться, я не решусь обратиться к папе с подобным, пускай у кардинала Антония самого голова болит.

Инквизитор замолчал. В том же молчании встретили собравшиеся наступивший день, пришедший через час после предыдущего заката. По прошествии трех «дней» и трех «ночей» включилась четвертая ступень «Св. Марии Магдалины», и корабль поспешил прочь от голубого шара.

Вращение корабля немного ускорилось. Видимо, так и было запланировано, раз уж сам изобретатель не обратил на него никакого внимания. Остальные тоже предпочли не паниковать, хотя смотреть на беспрерывное движение звезд в окне оказалось не слишком приятным занятием. И только кочегарам, управлявшимся в двигательном отсеке, было все равно. Окна в их секции отсутствовали, свет им заменяли нагретые добела металлические проволочки, запаянные в вакууме в стекло.

Ужин прошел в спокойной и непринужденной обстановке. Монахи и Капекки негромко совещались относительно проведения миссии и проблемами освящения целой планеты, взятыми на борт запасами святой воды, словом, занимались вещами сугубо духовными. Иван, сидевший за одним столом с ними, подле капитана-командора, молчал, лишь изредка односложно отвечая на вопросы, погруженный в собственные мысли.

Его молчание прервал Капекки. Он выглянул в окно, отодвинув закрывавшую звездный хоровод, штору и беспокойно спросил:

– А ты уверен, что мы и в самом деле долетим до Луны? Я что-то ее не вижу.

– Прошло еще только четыре часа с момента разгона, – невозмутимо ответствовал московит, всякий раз пропуская обращение к декану Коллегии кардиналов, – вот спустя пару дней никто из вас и не подумает сомневаться в том…

Послышался стеклянный звон, буквально пронзивший корабль. «Св. Мария Магдалина» слегка дрогнула, но продолжила свое движение вперед. Более ничего не случилось, двигатели все так же ровно работали, их тихий, но ощутимо мощный гул едва доходил до пассажирского отсека.

– Что это было? – взволнованно спросил барон, оглядывая бледных как снег монахов, замерших на своих местах и останавливая свой взор на изобретателе. – Ты ничего не говорил об этом.

– Что-то разбилось, должно быть, – Капекки прислушался, – не представляю. Что это было, Иван?

Лухманов долго молчал, прежде чем ответить. Но сказал честно, не скрывая:

– Не могу сейчас с уверенностью сказать. Возможно, какой-то феномен космоса, может, столкновение с неким космическим телом