Илья Хоменко - Поднебесник

И не пугали, и не били,
И не сулили чудеса,
А предложили: «или-или»
И дали думать полчаса.
Все было буднично и просто.
За черной дверью желтый свет,
Чекист, уставший от допросов,
И в грязных пятнах табурет.
В решетки черные квадраты
Врисован месяц голубой.
Такая вот сегодня плата
За право быть самим собой.
И ты попросишь папиросу.
Коробку спичек теребя,
Чекист, уставший от допросов,
Угрюмо глянет на тебя.
Все в прошлом. Ничего словами
Не изменить.
Из черных дул рванется пламя
И оборвется нить.

Месяц, грязный иуда,
Что ж ты скрылся? Свети!
Все равно нам отсюда
Никуда не уйти.
Гулкий выстрел на шорох.
Эхо падает вниз.
— Зря вы тратите порох
На шныряющих крыс.
Нам осталось немного.
Очень скоро рассвет.
Князь, вы верите в бога?
— Вы же знаете, нет.
— Что ж, собьем с азиатов
Их восточную спесь.
Душ по десять на брата —
Да останется здесь.
Их костры догорают,
Будто волчьи глаза.
Их шпики подползают,
Как степная гюрза.
Кто-то крикнет: «Не надо!»
Кто-то молча умрет.
И последним зарядом —
В окровавленный рот.
Разрушаются вехи.
Остаются поля.
И тела, и доспехи
Растворила земля.
Воевали, любили,
Оставляли свой след.
— Князь, зачем же мы жили?
Вы не знаете?
— Нет…

Осень поздняя, темень звездная, ясен месяц, чиста река.
Бьет, стучится рука опричника
В скит отшельника-старика.
— Я оставлю свое оружие,
Песью голову и метлу.
И отдам свое тело стуже я
На холодном твоем полу.
Жил когда-то — не ведал сраму я,
Мог смеяться и мог любить…
Дали в руки цареву грамоту.
Научили стрелять и бить.
Не хватает мне самой малости,
Очень-очень тебя прошу,
Отвори ты мне дверь по жалости,
А не то себя порешу.
И не нужно твоей мне святости,
Даже рая не нужно мне.
Я хочу, как последней радости,
Помереть у тебя во сне.

Ветер в омуте искупается,
Ветви ивы качнет сухой.
И не всякое искупается,
И не всякому есть покой.
— Разошелся Ванька. Да тихо ты!
Докричишься ты, видит бог!
Ты же сам по царевой прихоти
Старика отвозил в острог.
Знать, хлебнул ты хмельного варева.
Старичка-то давно уж нет.

Плачет осень листьями старыми,
Засыпая телеги след.
Злой туман над пустыми пашнями
И полушка за жизнь цена.
Стали люди такими страшными
В эти страшные времена.
Ну какой тебя, парень, бес толкнул?
Что стучишь? Кулак расшибешь.
Да хоть в омут теперь, все без толку,
Ничего назад не вернешь.
В клочья души да судьбы порваны,
Жалят путников змеи дорог
И над кем-то кружатся вороны.
И кого-то ведут в острог.
Голубой волной, серебром седин
Заливает землю луна.
На коленях стоит человек. Один.
И вокруг него тишина.

Может, ветра был резкий порыв,
Или просто дан старт слишком рано,
Но убрали с примятой травы
То, что было вчера дельтапланом.
И в архив кинопленка с полетом ушла,
А в утиль — перебитый обломок крыла.
Что ж, остались и небо, и горы.
Многим жизни отпущено больше чем век,
Но зачем, почему же ушел человек,
Что летал без винта и мотора?
В нашем мире, порою жестоком,
Все бывает — и люди летают.
Отчего же мы их имена узнаем,
Когда сами они исчезают?

Небо над секретным полигоном
Пламенем заполнилось опять.
Дрогнула земля с тяжелым стоном.
Все в порядке. Можно начинать.
Вспыхнул солнцем бешено блестящим
Первый термоядерный удар.
Будущее стало настоящим.
Провалилось прошлое в кошмар.
Все терзалось, рушилось, пылало,
Лопались асфальта пузыри.
Исчезали в реве огненного вала
Проблески нечеткие зари.
И под глыбой вспученной бетона
Всем известный человек лежал
Обещал он мир у микрофона.
Слово дал. И слова не сдержал.
Все, кто мог бы жить,
Давно сгорели.
Реки испарились. Мир — дотла.
А ракеты в небо все летели.
Техника людей пережила.