Денис Гербер - Петля Герострата

Я понял, что должен разозлиться на него, но на душе было спокойно. Вместо того чтобы гневаться, я вдруг вспомнил разговоры моего отца с заходившим на чай другом — учителем истории. Философские беседы происходили в нашем доме регулярно — едва ли не каждую субботу, и всякий раз я подслушивал из своей комнаты, выхватывал сквозь стены умиротворяющие голоса, обрывки речей. Я мало слышал и еще меньше понимал. Да и не старался понять — меня зачаровывал сам ход беседы, ее плавное течение, с продолжительными аргументами и торжественными нотками в завершение каждого предложения. Я слушал разговоры, как слушают музыку. А вот беседу о реинкарнации я запомнил хорошо. Учитель выступал за возможность перевоплощений и приводил в доказательство цитату из Корана: «Он — тот, кто дал вам жизнь, и Он пошлет вам смерть, а затем снова дарует вам жизнь». Отец отвечал, что эта фраза с большей вероятностью относится к воскресению, нежели к реинкарнации, на что учитель заметил: «Мухаммед утверждал, что мудрость Корана зиждется на сокровенном значении слов, в каждом стихе имеется два значения — явное и скрытое. Возможно, там, где большинство читает о воскресении, на самом деле написано о перевоплощении».

— И чем ты стукнулся, что вспомнил прошлые жизни? — спросил я Джамиля.

— Это случилось несколько тысяч лет назад. Тогда на земле была другая религия, а я был жрецом. Я попросил у богов бессмертия, но они мне отказали. Сказали: бессмертие — это проклятие, наказание. Тогда я разозлился и поджег храм. Я решил, что благодаря этой дерзости хотя бы мое имя останется в вечности. Люди будут помнить того, кто бросил вызов богам.

— Герострат, — вспомнил я. — Он уничтожил храм в Древней Греции.

— Храм Артемиды в Эфесе, — уточнил Джамиль. — Это случилось много позже. Но и это свое воплощение я тоже прекрасно помню.

Смутная догадка уже зарождалась у меня в голове:

— Так ты… постоянно уничтожаешь храмы?

— Я добивался бессмертия, и я это бессмертие получил. Боги сделали так, что я помню прошлые жизни. И знаешь, что за силы тащат меня через вечность? Силы разрушения, вызванные мной. В каждом воплощении я вынужден уничтожать святыни и никак не могу выбраться из заколдованного круга, из этой чертовой петли! Судьба подсовывает мне ценные книги, иконы, полотна, манускрипты, реликвии. Я участвовал в разрушении Иерусалимского храма, поджигал Александрийскую библиотеку, помогал Савонароле разводить костры, палил из пушек по Сфинксу. Я разбил говорящую голову — творение Альберта Великого. И еще много такого, о чем ты даже не слышал!

— А что уничтожил в прошлый раз?

— В прежней жизни я поджег Золотой храм в Киото.

— Зачем? Тебя заставили?

— Я был душевнобольным. Каждый раз возникают причины сделать это. Сейчас вы, мерзавцы, принуждаете меня. — Он снова лег и прошептал: — Как же я устал! Уже тысячу лет как дьявольски устал!

Я не знал, что ему сказать. Встал и налил в кружки холодный чай. Джамиль пить отказался, никак не отреагировал на протянутую кружку, и я поставил ее на стол.

— Ты знаешь, как избавиться от этого проклятья? — спросил я.

— Конечно, знаю! — Он встрепенулся и сел. — Один мудрец сказал, что для этого достаточно единственной жизни без разрушений. Если я однажды ничего не уничтожу, боги простят меня. Вот я и надеялся, что дожил до этого. Думал: здесь, в Афганистане, и уничтожать нечего, кроме скал и отслуживших свой век башен. Хотел жить спокойно со своей семьей. Нет, явились вы с дурацкой идеологией! Будьте вы прокляты!

Он вскочил на ноги, подошел к окну и жадно втянул воздух. Потом обернулся и спросил:

— Ты не веришь мне?

— Не верю, — подтвердил я.

— Так отчего я, по-твоему, не хочу их взрывать?

— Ты безумен.

— Ах да! Извечное объяснение! Все, что непонятно, — из области безумия. Немного лекарства, и все пройдет! Подлечить всех, и не останется ничего необъяснимого в этом мире! Все встанет на свои места…

— Угомонись! — приказал я. — Верю я тебе или нет — не имеет значения. Мы должны взорвать статуи. Завтра ты заложишь динамит, а я проконтролирую. Возможно, потом мы побеседуем о твоих прошлых жизнях.

— Потом? Это вряд ли. Обычно я недолго живу после уничтожения.

— Меня это не касается.

Я вышел, оставив его один на один с отчаяньем. В доме поставил караул — на тот случай, если Джамилю вздумается повторить суицид. Возвращался пешком, смотря вдаль, поверх приземистых домов. Приближался закат, это было заметно по едва уловимому оттенку света — будто кто-то уронил несколько гранул марганцовки и они растворились в воздухе.