Антон Первушин - Свора Герострата

Это стало сенсацией для газетчиков. Понятно, что они не упустили своего. И на следующий день развернутые сообщения о странном и страшном происшествии в Пулковском аэропорту красовались на первых полосах всех без исключения питерских и части московских газет информационно-публицистического толка.

Но я прессу читаю редко и, должно быть, при других обстоятельствах едва ли заметил бы даже столь бурно обсуждаемую сенсацию дня. Интерес мой к ней был вызван тем, что угораздило меня оказаться именно там, в Пулково, в момент главных событий, и я проходил по делу свидетелем вплоть до первого визита Мишки Мартынова, когда он пришел ко мне в длинном своем плаще до пят и с кожаной папкой под мышкой, и я с порога по его нахмуренному лбу под черными, как смоль, кустистыми бровями понял: разговор будет долгим и невеселым.

А неделю до этого, дожидаясь в аэропорту рейсовый из Москвы, а конкретнее — мою Елену, возвращавшуюся из командировки за новейшими программными продуктами для своей конторы, я и заподозрить не мог, в центре какого сложного переплетения событий, в центре какого конфликта в скором времени окажусь. И даже ни малейшее предчувствие не кольнуло — не будем лукавить — когда увидел я в зале ожидания аэропорта ссутулившуюся фигуру в дорогой отороченной мехом куртке, стоявшую почти в самом центре зала между двух рядов скамеек для встречающих, глубоко засунув руки в карманы, и в странно напряженной позе. Прогуливаясь, я прошел раза два мимо, и лицо этого человека показалось мне знакомым, но смутно, словно я где-то встречал его ранее, даже, быть может, разговаривал с ним, но по-настоящему узнать и запомнить не успел.

Потом я вышел покурить, полюбовался ранним закатом на изумительном, необыкновенно чистом для Питера этого времени года небе, на суетящихся у аэропорта таксистов и частников. Один сразу подскочил ко мне с вопросом: «Тачка до города не нужна?». Машину же другого в этот момент с осознанным интересом изучал старшина из ГАИ.

Было морозно, но дышалось легко.

Когда я докурил сигарету и щелчком отправил окурок в ближайшую урну, в голове прояснилось: я вспомнил, где видел парня в меховой куртке.

Ну конечно же! Эдик Смирнов, сослуживец Мишки Мартынова. И МММ мне его представлял, даже, кажется, не один раз, но уж слишком много у Мартынова знакомых, всех — трудно упомнить.

Я вернулся в зал:

— Здорово, Эдик!

Он поднял глаза и, не узнавая, посмотрел на меня. Лицо его показалось мне осунувшимся, а взгляд — словно подернутым дымкой. Совершенно отстраненный от мира взгляд.

— Не узнаешь? — бодро спросил я. — Борис. Орлов. Нас Мишка Мартынов друг другу представлял. Около полугода назад. Не помнишь?

— Помню, — ответил Эдик, и голос его показался мне таким же, как взгляд: отстраненным и подернутым дымкой, если можно такое сказать о голосе. — Здравствуй.

Он высвободил из бездонного кармана куртки руку и протянул ее мне. Я ответил на рукопожатие, но получилось оно вялым, и пальцы Эдика быстро выскользнули из моих, и он поспешно спрятал руку назад, словно боялся замерзнуть.

— Как дела? — поинтересовался я, чтобы поддержать разговор. — Как там Мишка? Что-то давно не заглядывал…

— Дела? — Эдик снова уставился в пол. — Нормально — дела.

И вот тут, должен сказать, я впервые почувствовал неладное. Думая об этом теперь, вспоминая ускользнувшие от внимания подробности, мне представляется, будто толчок этот произошел от того, что голос Эдика был начисто лишен интонаций: голос робота, терминатора из американского боевика, но не человека. И я насторожился: сработал инстинкт. И очень мягко, подбирая слова и уже собственную интонацию, спросил:

— Ждешь кого-нибудь?

Вопрос этот, простой и вполне естественный в зале ожидания пулковского аэропорта, поставил Эдика в тупик. Он молча уставился на меня, губы его зашевелились, но не проронили ни слова, ни ползвука. Он так и не успел ответить. В этот самый момент раздался усиленный репродукторами женский голос:

— ВНИМАНИЮ ВСТРЕЧАЮЩИХ! ПРИБЫВАЕТ РЕЙС НОМЕР 64 — МОСКВА — САНКТ-ПЕТЕРБУРГ! ЗАЛ ОЖИДАНИЯ НОМЕР…

Я сразу же утратил всяческий интерес к Эдику Смирнову, стал поворачиваться в сторону выхода, откуда должны были в скором времени появиться пассажиры, но в последнюю долю мгновения умудрился заметить краем глаза, как Эдик вытаскивает из кармана куртки некий длинный черный предмет и, даже не успев разумом осознать, что это за предмет, среагировав чисто на уровне отработанного двумя годами прогулок по осыпающемуся краю пропасти рефлекса, повалился в сторону и на пол, задерживая дыхание, сгруппировавшись — все как учили. А еще через мгновение Эдик открыл огонь.