Андрей Неклюдов - Земля Обручева, или Невероятные приключения Димы Ручейкова [litres]

На другой день Владимир Афанасьевич обрабатывал собранные за последние дни материалы; сгорбившись над вьючным ящиком, он рассматривал в лупу образцы, записывал что-то в тетради. Рабочие занимались хозяйственными делами – стирали, чинили одежду, сушили сапоги и смазывали их растопленным салом. На разостланном брезенте были рассыпаны для просушки подмокшие во время дождей и наводнения сухари и галеты. День был облачный, но без дождя и ветреный, поэтому все хорошо подсыхало.

Димка тоже занялся починкой. Длинной, слегка ржавой иглой, выданной ему Герасимом вместе с толстой лохматой нитью, он зашил разорванное голенище своего сапога. К старым латкам добавился еще и длинный кривой шов. Зато как приятно было надеть своими руками починенную обувь, ощутить сухую ткань портянок! Потом он угостил сухарем Лешего, и конь на этот раз взял у него с ладони угощение теплыми влажными губами и благодарно тряхнул длинным серым чубом.

Чем бы еще заняться? День только начинался, и Димка решил осмотреть местность. Обручев не стал возражать.

Склон горы, под которой был разбит бивак, порос у подножия сырым мхом, багульником и редкими елями. Выше шла россыпь камней, частично покрытых ягелем, все еще мокрым после дождей, кое-где пошевеливали лапами кусты кедрового стланика. Поднимаясь в гору, Димка намеревался взглянуть с высоты на новые окрестности их стоянки. Склон был некрутой, подниматься было легко, и мальчишка скоро очутился довольно высоко. Внизу отлично видны были пирамидки трех палаток, дымок от костра и вьющийся ручей. За ручьем, прямо напротив, щетинились тайгой горы, обрезанные спереди серыми обрывами.

Исследователь собрался уж было пуститься в обратный путь, как выше, за небольшим перегибом склона заметил какие-то странные кучи камней, убегающие цепочкой вверх. Приблизившись, он наткнулся на траншею. Глубина ее была где ниже, а где и повыше Димкиных коленей. На дне и в боковых стенках канавы каменные плитки стояли стоймя и были как будто плотно уложены одна к одной, а не валялись в беспорядке, как на поверхности склона. Обученный Обручевым, Димка сообразил, что это коренники. Понятно было, что канаву эту сделали специально, чтобы добраться до этих коренных пород. Но для чего? И почему именно здесь?

Димка двинулся вверх по узкому и неровному дну канавы, кое-где частично осыпавшейся. Канава взбиралась в гору, повторяя неровности склона. Она бороздила тело горы, точно рана. В одном месте на холмике выброшенных из нее камней торчал крепко вбитый кол с затёской, сизой от времени. На затёске что-то было написано карандашом, но дожди и ветры почти стерли эту запись.

«Это какая-то пометка, и она тут неспроста», – смекнул мальчишка и, спрыгнув снова в канаву, принялся внимательно осматривать ее ложе и стенки напротив кола. Он испытывал азарт поисковика и предчувствие какого-то, пусть и небольшого, открытия.

Породы в этом месте отличались от окружающих. Это были коричнево-серые куски, не плитчатые, а комковатые и довольно тяжелые, если взять в руку. Димка отобрал два куска повнушительнее и поспешил на стоянку.

Подходя к палатке Владимира Афанасьевича, он услышал громкий разговор. Кто-то из казаков или рабочих доказывал что-то начальнику партии.

– Всяко бывает! – звенел молодой голос. – Бывают подосланные… того-этого. Мало ль… Обувка иноземная небось, отродясь такой не видывали. Откудова он – прямо не говорит. Худой знак это!

Димка понял, что разговор идет о нем, и разговор неприятный.

– Полно вам! – возражал Обручев. – Я привык людям доверять! Для меня неважно, откуда вы, для меня важно, каков вы человек по своей натуре. Дмитрий надежный помощник, я в этом не раз утверждался. Он радеет о нашем деле. Я вижу: из него будет толк. Так что ступайте, Николай, и не мутите воду.

– Это как вам будет угодно, – отвечал с неудовольствием молодой голос. – А только как бы вреда не вышло.

Полог палатки откинулся, и оттуда, пригнувшись, вышел Николка. Он слегка оторопел, столкнувшись почти нос к носу с Димкой. Потом как-то ехидно ухмыльнулся и зашагал к большой палатке, откуда доносились, по обыкновению, смех и гомон.

Радостное настроение Димки угасло. Он стоял в нерешительности со своими камнями.

«А ведь Николка почти разгадал мою тайну, – подумалось ему. – Он чует во мне чужака, почти что инопланетянина».