Андрей Неклюдов - Земля Обручева, или Невероятные приключения Димы Ручейкова [litres]

Димка собрал в кулак всю свою волю и приказал себе встать. Результат его не порадовал: он лишь слабо пошевелился. Но что это? Знакомый ему стеклянный звон и похрустывание. Этот звон и похрустывание он слышал и тогда, когда тащил волоком свой груз, но тогда он не обратил на это внимания, считая, что звенит у него в голове от усталости. Теперь же он вспомнил: липариты, породы с вулканическим стеклом. Это они так звенят и потрескивают, словно битая посуда. Димка приподнял голову. Вниз тянулись бледно-лиловыми ручейками языки осыпи…

Ухватив лямки своего мешка, Димка прополз несколько метров по склону – туда, где откос становился круче. И каменная осыпь как будто догадалась, что от нее ждут, и медленно, почти что ласково, повлекла его вниз.

Димка уселся поудобнее и, держа рядом вещмешок и перебирая ногами для подбадривания осыпи, поехал под гору. Почти как на санках, только помедленнее. Впереди-внизу, среди леса, светлыми петлями извивалась река, и где-то на ее берегу прятался среди деревьев бивак. Кажется, Димка разглядел даже маленькую светлую палатку. Точно! Так и есть! И коричневые фигурки лошадей, сбившихся в кучку. Но… Что за новости?! И палатка, и лошади находились не на берегу, а на острове. Между ними и Димкиным склоном поблескивала широкая полоса воды. Из воды торчали деревья и кусты. И тут Димка все понял: это река так разлилась! Вот оно что! Она так разлилась, что стоянка оказалась отрезанной от основного берега.

И все-таки это была их стоянка! Вон она, рукой подать. И не может быть, чтобы он, Димка, каким-нибудь способом не добрался до нее. Хоть вброд, хоть вплавь (без мешка, конечно), но он доберется до своих!

…На Димкины крики никто не отзывался. Из-за деревьев бивак не был виден. Мальчишка уже охрип. Но вот в ответ донесся звук, отдаленно похожий на человеческий голос:

– О-у-у-у!

Затем долго ничего не было слышно. Лишь шумела где-то впереди вода да трещала тревожно на вершине пихты птица кедро́вка. Наконец донеслись какие-то всплески, и из-за деревьев на той стороне разлива показался плот с человеком, отталкивающимся длинным шестом. Димка узнал бородатого детину Герасима. И так обрадовался ему, как если бы это был его отец или старший брат. Забыв про усталость, он подпрыгнул несколько раз, взмахивая руками, но тотчас присел, так как у него закружилась голова. Да и ноги подкашивались от переутомления.

– Слышим: ревет кто-то, – причалил к суше старший рабочий. – Кому тут быть, окромя зверья? А это ты, Митрий! Вот ужо не ждали! – Герасим обнял Димку объятиями Геркулеса. Обнял как старого друга, как брата.

Вдвоем они сходили к подножию склона, где Димка оставил мешок с грузом. И вскоре оба уже плыли на широком плоту, набранном из бревен разной толщины, стянутых пеньковой веревкой.

В мутной воде плавали повсюду обломки деревьев, куски коры, ветки и всякий лесной мусор. И пока плыли, богатырь рассказывал Димке о наводнении. О том, как они, весь отряд, целую ночь рубили и вязали этот и еще один плот, как все прибывала и прибывала вода и лошади начали бесноваться. Как все снаряжение, мешки с камнями, ящики и сумы с продуктами – всё погрузили на плоты, готовые к тому, что их островок окончательно скроется под водой. И как сегодня со второй половины дня вода начала медленно убывать.

– Знать, где-то в верховьях добрые прошли ливни, – заключил Герасим, отталкиваясь шестом и отдуваясь от натуги и от лезущей в глаза и в рот мошки. – Сильнее, чем у нас тут. Не мог я, понимаешь, наших в беде оставить.

А Димка сидел на мокрых бревнах, смотрел на озабоченное, неизменно румяное лицо таежного человека и улыбался.

Со стороны острова в это время донеслось короткое ржание. Димка узнал звонкий нервный голос норовистого Лешего, и решил, что конь приветствует его.

А еще через час или полтора Димка сидел у жаркого костра, пил горячий чай с колотым сахаром, и вокруг было уже темно. Огонь освещал бородатые лица. Языки пламени трепетали, словно струи воды, но, в отличие от водных струй, они посылали Димке не холод, а волны живительного тепла, которое разливалось приятно по всему телу. На плечи утомленного путника была наброшена чья-то ватная куртка, а снизу подстелен кусок кошмы, который заботливо притащил из палатки медлительный Михей-Хобот.

– Ну-кось, приподнимись-ка, – попросил он, подсовывая под Димку кошму и тяжело дыша, точно кошма эта весила килограммов двадцать.