Александр Шейнин - Пропавшее ущелье

— Его по-настоящему не искали, — возразил Бархатов.

Ничто не могло ослабить веру Бархатова в успех задуманной экспедиции. Василий Яковлевич понимал трудность и ответственность своего замысла, но не отступал. Последние годы он по заданию правительства занимался разведкой залежей титановой руды в различных горных районах страны и неизменно возвращался мысленно к Памиру, недра которого таят многочисленные месторождения различных металлов. Случайно обнаруженный дневник царицынского врача служил подтверждением того, что поиски надо вести именно на Памире. Пусть кажется фантастичным описание растений ущелья, пусть даже оно погибло во время горной катастрофы в 1911 году, но то, что удалось попутно обнаружить любознательному исследователю, не геологу по образованию, в одиночестве путешествовавшему в горах, убеждало Бархатова в целесообразности экспедиции. Советские геологи, вооруженные всем необходимым, сумеют отыскать нужный металл.

Был ли при этом известный риск? Безусловно. Бархатов не отрицал его, излагая свои доводы в докладной записке на имя президента Академии наук СССР.

И ответ не замедлил себя ждать. Через неделю он лично встретился с президентом и имел с ним продолжительную беседу.

А еще несколько дней спустя Бархатов получил официальное уведомление, что экспедиция разрешается.

Талантливый русский исследователь Памира А. П. Федченко, первым из европейцев проникший в Алайскую долину, добирался из центральной части России до подножия Памирских гор больше двух месяцев. Щербакову понадобилось на это меньше суток.

В Москве накрапывал дождик, было прохладно. Залитый огнями Быковский аэродром в тусклых сумерках зарождающегося дня походил на огромный корабль. Когда самолет стремительно понесся по бетонированной дорожке, это впечатление еще больше усилилось.

Места Щербакова и Бархатова были рядом. Они молча смотрели, как удаляются огни столицы, а когда те скрылись, Василий Яковлевич откинулся на спинку кресла.

— Вы как хотите, — сказал он, — а я думаю еще малость подремать.

Щербаков ничего не ответил. Под монотонное гудение моторов хорошо мечталось. Он задумался над тем, чем же закончится эта необычайная экспедиция, откроется ли когда-нибудь загадка судьбы Полынова? Потом его мысли приняли другое направление. Он подумал о том, что покажут испытания его изобретения.

Еще будучи студентом третьего курса Московского технического института, Михаил увлекся высокогорным спортом. Вот уже восемь лет, почти каждый год, в свободное от учебы, а после окончания института — в свободное от работы время, Щербаков отправлялся в горы. Правда, в первый раз, когда он, согнувшись под тяжестью снаряжения, медленно плелся по узкой, заснеженной тропе перевала, рискуя каждую минуту свалиться вниз, ему подумалось, что он мог бы сейчас путешествовать где-нибудь на берегу Черного моря или просто отдохнуть дома. Но рядом шли его товарищи. Они несли еще больший груз и ступали легко, свободно. Заговорило самолюбие. Неужели он слабее? Нет, он не сдастся!

В походах Михаил закалял свою волю и тело. Во время тренировочного восхождения на пик Снежная тропа Щербаков оказался в числе первых и тогда остро пережил радостное чувство победителя в борьбе с горными великанами, борьбе, захватывающей, опасной и не всегда бескровной. С тех пор он участвовал в нескольких восхождениях на вершины в шесть и больше тысяч метров высотой над уровнем моря.

Здесь, в горах, Щербаков понес тяжелую утрату, нанесшую ему глубокую сердечную рану. На Памире погибла любимая девушка, Лида Несветаева, которую он надеялся в недалеком будущем назвать своей женой.

С Лидой Михаил познакомился в учебно-тренировочном лагере московских альпинистов. У нее были длинные темные косы, доброе открытое лицо, черные озорные глаза. Девушка училась в медицинском институте, мечтала стать детским врачом.

Что потянуло ее в горы — трудно сказать. Но она полюбила их и никогда не жаловалась на усталость и трудности в пути. Остроумная, жизнерадостная, она умела хорошей шуткой подбодрить товарищей, а когда рассказывала что-либо веселое, то сама хохотала больше всех. С Михаилом у Лиды установились особенно дружеские отношения. Знакомство их продолжалось и в Москве. Виделись они первое время не так уж часто, но Михаила тянуло к ней и он искал встречи с Лидой. Это было не легкодумное увлечение, приводящее иной раз молодых людей к серьезным ошибкам в жизни, а серьезное чувство, вызывавшее непреодолимое желание идти с любимым человеком хоть на край света.