Борис Штерн - Феникс сапиенс

10 ноября 2242 года. Тим и Ола прямо светятся, глядя друг на друга, ходят, взявшись за руки. Ему четырнадцать, ей двадцать с прицепом. Любой среднестатистический доапокалиптический родитель пришел бы в ужас, а мы с Машей любуемся. Тим, кстати, уже вымахал на полголовы выше Олы.

12 декабря 2242 года. В прошлом мире Ола села бы в тюрьму за совращение несовершеннолетнего. А здесь строгий вождь требует соблюдения свадебной процедуры — отправились к водопаду, Ола с Тимом выстояли минуту под тяжелой струей. Только бы он не бросил ее через десять-двадцать лет! Пусть Тим почаще вспоминает стояние в обнимку под ударами холодной воды, как держал и прикрывал ее.

31 декабря 2243 года. За истекший год нашего племени еще прибыло — у Олы девочка, на сей раз — наша золотисто-коричневатая внучка. Да, сплошное «Авраам родил Исаака, Исаак родил Якова» в моем дневнике — боюсь, эта тема будет скучна для будущего читателя. Но мне важно всех записать с датами, потом сфотографируем дневник и запечатлеем родословную племени на каком-нибудь твердом носителе типа песчаника или керамики. Иначе за пару-тройку поколений забудется, кто кого и когда родил. Не знаю, какой толк в генеалогической памяти, но уверен, что он есть. Что до меня, патриарха, то я лишился еще двух зубов. Выгляжу стариком, хотя сил еще полно. Надо бы сбросить несколько килограммов. Завтра идем по Сказочной тропе выше водопада — на горные луга. Понесу на плечах одного из трехлетних.

15 января 2245 года. Чак выступил с обзором. За год прибавилось три радиста. Именно прибавилось — было 147, стало 150, точнее, радиоточки восстановились! В одной из общин починили ветряк, в другой починили передатчик, в третьей разобрались, как работать с передатчиком, хозяин которого умер три года назад. Вермонт держится на демографическом плато. Во Внутренней Монголии рождаемость впервые превысила смертность. На Аляске поселенцы приняли оставшихся в живых с авиабазы — у тех кончилась солярка и запасы еды. Еще летом для них и с их помощью построили здоровенный сруб. В Израиле, наконец, исчезли лагеря беженцев — разбились на общины и перешли на натуральное хозяйство на опустевшей земле.

20 октября 2245 года. Мы с Крисом и Машей устроили тайный совет старейшин. Тайный просто потому, что и втроем ничего не понимаем, а всемером непонимание будет еще чудовищней: две-три головы лучше, чем одна, но никак не семь. Речь шла вот о чем. Натуральное хозяйство небольшого племени легко вести на уровне неолита — приличная одежда, скот, посевы, керамика, хорошие инструменты. Но где гарантия, что потомки не провалятся ниже — в палеолит. В истории тому полно примеров. Например, предки племен андаманцев приплыли на острова, преодолев по морю сотни километров, а потомки очутились в глубоком палеолите, в каковом состоянии их и обнаружили в девятнадцатом веке. То же самое произошло с тасманийцами. Вопрос: уверены ли мы, что такого не случиться с нашим потомками? Конечно, нет. Перебрали возможные основополагающие мероприятия для удержания в неолите: религия труда, священные скрижали, институт жрецов. Крис — за религию труда, мы с Машей — за жрецов. А не подготовить ли нам Стива в жрецы? Правда, по запасу знаний он и сам кого угодно подготовит, тут главное — ответственность и преемничество. Как глупо наши идеи выглядят сейчас, а поколений через пять могут оказаться вполне насущными.

13 октября 2246 года. Умо родила мальчика. На самом деле, это третий ее ребенок, второго я упустил — он родился в 2243 году. Рождение детей в племени стало настолько рядовым событием, что забываю записать, хорошо, что вспомнил. Пора высекать на камне. Намечается еще одна пара — Гоша и Таня. Кузины, но что поделаешь? Бутылочное горлышко! Кстати, правнуков у нас с Машей еще не было. Скоро двадцатилетие, надо что-то сказать людям. Что-то совсем простое.

15 января 2247 года. Двадцать лет. Чак прокрутил мое обращение. Я сказал, что демография, число зачатий и рождений зависит не столько от здравоохранения, сколько от счастья. Мы потеряли цивилизацию и спустились в неолит. Нам пришлось бежать, спасаться, работать в поте лица. Значит ли это, что мы бежали от счастья, что растеряли его в лишениях и тяжелом труде первых лет? Да нет, конечно, вот оно — внутри нас, почти в каждом — большое или маленькое. Только не надо держать его взаперти, пусть оно сочится из нас наружу и заражает окружающих. В нашем племени самый злостный распространитель такой «инфекции» — Алена. Послушайте ее песню, пропитанную счастьем, — это тот редкий случай, когда можно заразиться по коротким радиоволнам. Она поет на малознакомом языке, но какая разница — душа песни в звуках, а не в словах! (Чак прокрутил песню Алены, переданную через звуковой модем в цифровом виде, так я немного покусился на хлеб Акселя.) Я пожелал, чтобы эта песня принесла как можно больше благополучных зачатий, и предложил посмотреть наши фотографии всем, у кого есть модемы. Чак показал наш свадебный водопад; озеро с солнечными бликами; Сказочную тропу; детвору в реке и нас, семерых выходцев из того мира, в разной степени потрепанных временем.