Игорь Маранин - Вавилонское время [СИ]

Несмотря на безумие, кадык и торчащие из носа волосы, сумасшедший вызвал у меня не отвращение, а какое-то ноющее чувство утраченного покоя. Словно я покинул уютную и родную комнату и оказался вдали от дома на холодном ветру. В каком-то смысле чувство это было куда сильнее отвращения.

Граница производит величественное зрелище: издалека она напоминает полосу плотного тумана, высоко поднимающегося в небо. Туман этот особый: он сух, а не влажен и на ощупь напоминает известняк. С помощью самых современных средств удалось отколоть от него лишь микроскопические пылинки. Природа его до конца не ясна, хотя химики в своих лабораториях и «разобрали» пылинки туманника на обычные элементы. Чем выше от земли, тем разрежённее становится стена и камни начинают парить в воздухе, создавая преграду летательным аппаратам, даже самым микроскопическим. Пространство между камнями не пусто, оно как бы затянуто эластичной невидимой плёнкой, способной пропускать воздушные потоки и носимую ими воду. Почему над «выпавшими в прошлое» территориями не передают сигнал спутники — совершенно неясно. Ведь учёные безоговорочно считают: планета осталась единой, несмотря на смешение времён. Всё также летит она вокруг Солнца и крутится на собственной оси, и осень наступает одновременно в Казани 1258 года и в Омске 1919-го.

Пройти из одной области в другую можно через таможню: на определённом расстоянии друг от друга (обычно в несколько сот километров) в туманнике остались «дыры» разной величины. Самая большая — Черноморская аномалия: она достигает в высоту десяти тысяч километров и охватывает побережье нескольких стран, оказавшихся в разных эпохах. Самая маленькая из известных — почтовый ящик на Манхеттене: опущенное в него письмо через несколько субъективных минут вываливается из водосточной трубы дома в Красновишерске, районном центре Пермского края. Никакого значения она, в принципе, не имеет: США и Пермь и так в одной временной зоне — с Интернетом и мобильной связью. Обидно лишь, что ушлые американцы зарабатывают на этом деньги, используя дыру как аттракцион, а из российской трубы в американский почтовый ящик сообщения не проходят. Вот и валятся на красновишерскую мостовую открытки с видами Манхеттена, мелкие монетки, письма ни о чём да дешевые плоские сувениры.

У города Котельнича граница проходила прямо по реке Вятке. Туман поднимался из воды, и дыра в нём напоминала арку, через которую по натянутому канату тащили паром. В ясный день с набережной Котельнича виднелся другой берег и другое время: Вятская губерния отставала от Нижнего Новгорода на шестьдесят пять лет. На таможне редко бывает толпа: в этом мире немного людей, обладающих иммунитетом для перехода из эпохи в эпоху, подавляющее большинство после такого путешествия умирает от болезни, напоминающей лучевую. Вот вам и еще одна неразрешимая загадка: снаружи граница совершенно безопасна для всего живого. Я помню многих таможенников. Иногда забываю имена, как в этот раз, но никогда предпочтения. Толстомордый пузан с выкатившимися из-под ресниц большими глазами любил американскую жвачку из субъективных девяностых: тонкие пластинки, завернутые в фольгу. Этого добра у меня хватало: специально приобрел несколько ящиков у контрабандистов, нашедших неразграбленный супермаркет в одном из временных прыщей. Прыщами называли совсем маленькие области пространства, выпавшие в иное время. Найти их легко по туманным столбам, а вот «вскрыть» (то есть отыскать запертый вход) удается далеко не всегда.

— Маленький презент, — улыбнулся я, оставляя на стойке десяток жвачек и блок дорогих сигарет. — Как там на той стороне? Дожди были?

Таможенник небрежно сгреб презент в ящик, бросил взгляд на лицензию и квитанцию об оплате путешествия и лениво ответил:

— Третью неделю сухо. Повезло тебе, Стефан.

Оказывается, он моё имя помнил. А потому досматривать и изымать неположенную мелочь не стал. В карманах я нёс несколько баллончиков с газом для заправки зажигалок, десяток авторучек и калькулятор на солнечных батареях. Пригодится раздавать нужным людям.

О, вятские дороги середины девятнадцатого века! Всю грязь мира собираете вы и густо замешиваете под сентябрьским ливнем, и она поднимается на парах, словно чёрное тесто — всё выше, выше, выше. Реальное прошлое легко опровергает романтические сказки потомков об ушедшем золотом веке. В Риме, который провалился во времена античности, я не обнаружил никакого водопровода — лишь рабов-водоносов, самую ничтожнейшую касту среди низшего сословия. Их мозолистые руки были теми трубами, по которым текла вода в термы и уносились нечистоты из богатых домов.