Генри Олди - Один плюс один

Станем в Эру Водолея
Подозрительней и злее…

Один лишь настоящий самурай
Сумеет слабоградусным саке
Допиться до Зеленых Обезьян!

Пусть уносится время
Вскачь и нощно, и денно,
И горчит сигарета,
И счастью не сложишь цены —
Наша карма шикарна,
А судьба обалденна,
Это чисто конкретно,
И нефиг бухтеть, пацаны!

Мудрец унылый потому,
Что сердце — в доме плача.
Ах, изощренному уму
Представить посох и суму,
Зубовный скрежет, злую тьму,
Край бездны, эшафот, тюрьму,
Армагеддона кутерьму —
Привычная задача!

Но рассмеешься невпопад,
Глядишь — весь ум пропал.
Куда деваться мудрецу,
Лишенному ума?
Мир, значит, катится к концу,
Фортуна лупит по лицу,
Родной сынок хамит отцу,
Иван к Кощееву яйцу
Спешит — вольготно подлецу! —
А тут в мозгу туман,

И вместо скорбных, мудрых слов —
Веселый рев ослов.

Дом плача! Где ты, милый дом?!
Блесни окном в ночи!
Уже и плачется с трудом,
И не грустится над прудом,
И чем-то нравится Содом,
И по душе Армагеддон,
И покупается кондом,
И водка, и харчи,

И там, где был печали храм,
Разлили по сто грамм.
Былой мудрец, теперь дурак,
Напился пьяный в дым,
Стал королем кабацких драк,
Послал к арапам тьму и мрак,
Печаль — в кутузку, скорбь — в барак,
А к водке — сало, к пиву — рак,
И вот грядет любви пора:
Здоровья молодым!

Дурак в дом радости пришел,
И это хорошо!

В огороде — бузина,
Под горою — верба,
Объявился у Зейнаб
Хахаль правоверный.

Я в ушанке, он в чалме,
Третий лишний, пять в уме —
Перешли Медина с Меккой
Путь-дорожку Костроме!

На горе ерша обули,
С четверга свистели раки, —
Во дворце ли, во Стамбуле,
В Костроме ли, во бараке!

Он сосет кальян со сна,
Аж колдобится десна,
Он — султан, я — завснаб,
Не ходи к нему, Зейнаб!

У реки растет ольха,
За рекой идет джихад,
Ах ты, Зинка, егозинка,
Доведешь ведь до греха!

В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
И много числилось на памяти
Его отчаянных атак.
И сокращалось население
Прибрежных доков и портов
От залпового сотрясения
Двадцатипушечных бортов.

Счастию не быть бездонным,
Счастие — не океан,
И с командой ночью темной
Не поладил капитан.
Был у капитана кортик,
Был кремневый пистолет,
Весь в крови помятый бортик,
А команды больше нет.

В Карибском море плавал парусник
В двадцатипушечных бортах,
На нем имеются вакансии
На все свободные места,
Больше нет костей на флаге,
Нету мертвой головы, —
Череп там бросает лаги,
Кости стали рулевым!

Все семьдесят пять не вернутся домой —
Им мчаться по морю, окутанным тьмой!

Он пришел навеселе,
Первый парень на селе,
Первый парень на Эдеме
К первой девке на земле.

— Здравствуй, Евка, я Адам,
Вот колбаска, вот «Агдам»,
Хошь, налью стакан портвейну?
Хошь, от страсти в морду дам?

Полюби меня, козла,
Отличи добро от зла,
Путь-дороженька кривая
От меня к тебе свезла!

Стали с выпивкой спешить
И колбаску потрошить,
На ромашке погадали:
Согрешить — не согрешить.

Тут явился в сад Господь,
Видят: тешат грешну плоть,
Гневен стал Отец Небесный,
Сорну травку стал полоть.

Те — бежать, Он — угрожать:
«В муках будете рожать!
Чтобы знали, как без спросу
На двоих соображать!»

А от яблочка огрызок
Хитрый змей успел дожрать…

Жена. Немного отдохну
И двину вновь на штурм твоих ушей,
Для моего рассказа неприступных.
Какой кошмар! И кто? Родная дочь,
Оплот моих надежд, отрада жизни,
Которую я сызмальства люблю,
Как сорок тысяч кротких матерей,
И сорок тысяч бабушек, и сорок
Мильонов безответственных отцов…