Михаил Шаломаев - Эффект Завалишина. Символ встречи [Повесть и рассказ]

И тут неодолимое желание повлекло Степана Корнеевича с тропинки в ложбину, поросшую колючкой. Он ничего не мог понять. Что ему понадобилось там, внизу, среди пыли и мусора? Он усмехался растерянно и стыдливо, но все же шел. Через несколько секунд он погрузился в прохладный туман. Исчезло слепящее июльское солнце, не стало кранов, тропинки, рыжего пса. Степан Корнеевич находился в овальном помещении без окон. По серым, зыбким, словно облака, стенам пробегали волны мягкого света. Остро пахло степными травами.

— Что? — буркнул Степан Корнеевич.

И тут он увидел, хотя только что в комнате никого не было: у стены, будто пройдя сквозь нее, стояли двое в плотных белых костюмах. На лицах — маски со стеклами, как у сварщиков.

— Валера? — неуверенно спросил Степан Корнеевич, решив, что перед ним соседский парнишка — радиолюбитель и выдумщик. — Это ты?

Двое продолжали разглядывать его сквозь стекла. Затем прозвучал голос — чужой, резковатый. Он вроде бы исходил не из одного места, а отовсюду. Сначала Степан Корнеевич не понимал слов, но затем прозвучало отчетливо и неприятно громко:

— Нас надо простить, что мы приняли насилие. Нам надо встречу. Не бойтесь. Мы — общинники.

— Какие общинники? — Степан Корнеевич не испугался и даже не удивился, он просто ничего не понимал. Что за чепуха? Какие общинники? Может, сообщники?

— Сообщники — плохо, — возразил голос.

— Слушай, друг Валерка, кончай! — сказал Степан Корнеевич, хотя уже понял что это не Валерка.

— Не общинники! Други! Мы — други! Так правильно! Мы — други, не бойтесь, — обрадованно загремел голос.

— А я и не боюсь, — отчеканил. Степан Корнеевич напряженным тоном. Он недавно вышел из больницы, но все же постоять за себя в состоянии. Прочнее расставил ноги, изготовился. Кто же они? Почему на них маски?

— Скоро снимем маски, — крикнул голос. — Защита! От ваших привычных маленьких врагов.

Ему ответили на вопрос, заданный мысленно? Впервые он почувствовал страх. Какой дурной сон! И понимал: не сон, а четкая, последовательная явь. Вернулся он сегодня с работы, повздорил с Катюшей из-за письма, присланного сыном, обиделся и решил уйти на стадион. Шел к автобусной остановке по обычной дороге, по той самой, по которой вышагивает уже второй год, с тех пор, как получил квартиру в новом доме. Зачем-то отклонился с тропинки и попал сюда. Какой уж тут сон! В сердце возникла острая боль. Пошатнулся и подумал: сейчас упаду… Успел завести руку за спину и привалиться к стене.

Двое в масках мгновенно подскочили, придерживая с обеих сторон. «Стул бы»… — подумал Степан Корнеевич.

— Стул? — переспросил голос. — Что есть стул?

Попытался нарисовать в воздухе спинку и сиденье. Растопыренными пальцами изобразил ножки.

Стена комнаты выпятилась пузырем, отделился комок, переместился поближе и принял форму кресла. Голос осведомился — так ли надо понимать «стул»?

С опаской присел: а вдруг эта штука расползется под ним? Ничего, прочно, только вот руки некуда девать. Подумал о подлокотниках, и удивительное серое вещество начало подниматься по бокам. Упругий теплый материал, словно наэлектризованный, приятно пощипывал ладони. Сидеть было удобно и покойно.

— Сейчас совсем пройдет, — рявкнул голос.

И боль действительно начала таять, как льдинка на ладони.

— Мы — други! — вновь уверил голос, а затем отыскал правильную форму и обрадованно заорал: — Мы — друзья!

Поморщился, ибо не переносил шума и постоянно воевал с сыном, чтобы тот не включал радиолу на полную громкость. «Тише, — взмолился Степан Корнеевич, мысленно обращаясь к голосу, и тот послушно выполнил просьбу. — Еще потише, вот так! Теперь в самый раз».

— Вы уже успокоились? — убаюкивал голос. — Вам стало легко? Мы вам сейчас все объясним.

— Давно пора, — отозвался Степан Корнеевич. Его охватило безразличие. Он ничего не понимал, и не был уверен, что поймет. Кто эти двое? Бандюги? Фокусники? Чепуха какая-то…

— Большой мир бесконечен, — начал голос. — Нет предела числу звезд и их спутников. Законы движения при беспредельном разнообразии условий едины, и венец развития — разум, через который происходит самопознание большого мира.

Степан Корнеевич гмыкнул. Дальнейшее стало понятным. В сорок шестом после демобилизации он поступил в университет на физфак. Учеба давалась неимоверно трудно. То ли перехвалили учителя, которые утверждали, что природа наградила Степана математическим складом ума, то ли за долгие военные годы позабыл основательно школьную премудрость. Встретил Катю, поженились, пошли детишки. Надо было поднимать семью, и бросил он учебу. В свободное время еще пытался читать учебники, надеясь наверстать пропущенное. Затем переключился на научно-популярные брошюры — наивный самообман, который позволял не так болезненно воспринимать свое отступничество. Вскоре покончил и с брошюрами. Пришла очередь научно-фантастических романов. Именно поэтому Степан Корнеевич четко представил себе варианты предстоящих объяснений: летающие тарелки, всякие там мезонные, аннигиляционные, или, как там еще — фотонные корабли? Они явились сюда с звезды альфа Эридана, либо из соседней галактики. Веселенький розыгрыш!