А вдали салатовыми волнами покачиваются верхушки деревьев. Небо ярко-синее, с голубоватым аметистовым отливом по краям. С высоты двухсот метров можно разглядеть бирюзовое море и ветвистую дельту впадающей в него реки. Узконосый зазубренный вулкан плюет в небо порциями курчавого фиолетового дыма и зажигает на склоне рубиновую ниточку лавового потока. Солнц — два: одно маленькое, колючее, белое, другое — оранжевое и сочное, как спелая хурма. Двойные тени оленьими рогами разбегаются по неровностям земли. Я уже бывал здесь. Тоже с Пашей, года полтора назад. Сейчас у «Альбатроса» четвертый рейс, а тогда был второй, и мы были молодыми, ничего не понимающими стажерами. Кажется, именно тогда мы впервые поссорились с Пашкой.
— Слушай, — сказал я с возмущением. — О чем они там на базе думают? Мало, что ли, пустынных бесплодных планет — копай себе на здоровье, мрачнее, чем природа создала, уже не сделаешь.
— Но тут потрясающе богатые руды! Причем планетка — почти рядом с базой…
В общем, наговорили мы тогда друг другу глупостей, месяц не разговаривали, но посеяли-таки зерна сомнения, прораставшие в наших мыслях. А планета действительно удивительная! Есть в ней какая-то необыкновенная собирательность: здесь слились воедино прозрачная прохлада Марса, багрянец и фиолет Венеры, матовое серебро Луны, заостренность и четкость Меркурия и, наконец, голубой уют Земли. А воздух!.. Сердце замирает… Задергиваю шторы и иду к лифту. Восемь часов, что там ни говори, это лишь кажется, что много. Не успеешь оглянуться — снова твоя смена, вой и скрежет тысяч механизмов, а отдохнуть так и не удалось. Но что может быть лучше прогулки по лесу? Поэтому я нажимаю кнопку, и кабина проваливается в бездонную шахту. Оказавшись внизу, вижу, что экскаватор по крышу зарылся в землю и только воронки транспортеров тянут на поверхность влажный комковатый грунт. Это бросовая порода, но слой ее невелик, и скоро в ковши попадет зеленоватый рудоносный песок. Нет, не подумайте, я предан своему делу. Не меньше Пашки.
Но иногда руки опускаются и начинаешь испытывать отвращение к тому, что делаешь. В космосе не так много красоты, чтобы приносить ее в жертву даже богатейшим рудным залежам. Подхожу к опушке и останавливаюсь в удивлении. Из густой, будто шелковой травы вылезли целые семейства пухлых голубых грибов. Крепыши! Полметра высотой, один к одному. Шляпки отливают синевой, переходящей в голубизну плотной мясистой ножки. На сковородку бы их, с маслом, да кто знает, чем кончится подобный эксперимент. Я, например, этих грибов раньше не замечал. Да и что вообще мы знаем о чужих мирах? Только сухие строки отчетов: цивилизации нет, перспективна добыча полезных ископаемых, растительный и животный мир представлен… А чем дышит планета? Разве об этом прочитаешь в отчетах? Вот в ветвях мелькнуло что-то серебристое, так ведь без справочника и не определишь что! А когда определишь, окажется, что уже поздно: что-то серебристое взмахнуло крыльями и умчалось в небесную синеву. Научиться использовать чужой мир гораздо легче, чем научиться его понимать. Грибы на ощупь замшевые, податливые. И откуда их столько вывалило? А может, они были и раньше, просто я не обращал на них внимания? Вхожу в лес и сразу ощущаю свежую, настоянную на травах прохладу. Необхватные глянцевые стволы свечами поднимаются из подстилки мхов. Каждый лист окрашен в два цвета: верхняя часть — в зеленый, нижняя — в желтый. Они играют на ветру, словно блесны в водном потоке. По стволам взбираются розовые, похожие на змей лианы. Одетые в красноватую чешую, они, кажется, еще секунда, ожив, поползут. На Земле такое теперь можно увидеть лишь в заповедниках или национальных парках, но там растения будто приглажены, расчесаны, приручены. За каждой травинкой ухаживают с такой заботой, что со временем она превращается в декоративное растение. Пашке — ближе грохочущие механизмы. Есть лес или нет — ему все равно. А может, он просто стыдится признаться? Ведь в свое свободное время он тоже бродит по полям и желто-зеленым рощам. Что, если и он чувствует неправильность происходящего? Стена подлеска расступается перед маленьким ручейком, и я, по щиколотки забравшись в воду, протискиваюсь в темный живой коридор. Ручей вливается в лесное озеро. В густой, почти черной воде скользят быстрые тени. Должно быть, это рыбы.
Сверяюсь с картой и обнаруживаю, что нахожусь всего в получасе ходьбы от карьера второй экспедиции. Во мне просыпается любопытство: как сейчас выглядит то место, где мы с Пашей полтора года назад впервые познакомились со звездной добычей? Бегу по веренице светлых полян, на ходу сбивая соцветия-погремушки со стройных стеблей. И вот наконец знакомая стена золотистого кустарника. Я раздвигаю ее и замираю в изумлении, Карьера нет! Нет, словно никогда и не было. Ни намека на проведенные горные работы. Вместо вытянутого языком провала передо мной открывается широкое, поросшее девственным разнотравьем, поле. Исчезли бетонные площадки компрессорных станций, траншеи, трубопроводы, граненые хребты стволов. Непонятным образом растворились сваи и опоры. На небольшом холмике, словно издеваясь над моей неосведомленностью, вытянулись три голубых гриба. Я сверяюсь с картой. Все верно: карьер должен быть именно здесь, ведь космические разработчики никогда не засыпают горные выработки. На расстоянии пяти километров должен находиться карьер третьей экспедиции, и я плыву к нему сквозь травяные волны.
Читать дальше