Артем Углов - Предел прочности. Книга первая

- Ты не выслушал предложение до конца.

- Я остаюсь в группе.

В палате продолжал жужжать невидимый медицинский аппарат – единственный звук, который я смог расслышать, не считая вздоха наставника.

- Ты же понимаешь, чем тебе это будет грозить?

- Стану изгоем? – я попытался улыбнуться, но щеку стянуло так, что удалось только зубы показать.

- Одно дело, быть выходцем из отсталого мира, другое – изнасиловать подругу одного из них. Поверь, это куда хуже.

- Я готов.

Хорхе покачал головой:

- Ты не знаешь, о чем говоришь, к этому нельзя быть готовым. Впрочем, выбор за тобой, настаивать не буду. Предложение о заочной форме обучения действует бессрочно, поэтому если передумаешь, только скажи. Теперь перейдем к следующему вопросу.

- А что, еще не все?

- МакСтоун лишен всех званий и достижений, - Хорхе открыл папку и достал несколько листов белой бумаги, – на время разбирательства он выведен из состава группы.

- Что, даже кубок забрали? - вновь попытался улыбнуться я, но только щеку дернул.

- Будем честными, награда никогда ему не принадлежала. Широкий жест с дарением имел символическое значение только для вас двоих, а по официальным источникам кубок всегда был твоим. Для него другое страшно: фамилию МакСтоун навсегда вычеркнули из командного списка победителей.

- Том будет взбешен.

- Я бы на его месте о другом волновался, - Хорхе наконец отыскал нужную бумагу и счел нужным пояснить: - у меня в руках официальная жалоба на неправомочные действия курсанта МакСтоуна. Тут и тяжелые телесные, и угроза для жизни, и группой лиц по предварительному сговору – целый набор статей, способных утянуть на дно даже самого знатного аристократа.

- Если я подпишу, его выкинут из академии?

- Выкинут и посадят лет на десять при хорошем поведении, - Хорхе замолчал и с подозрением уставился на меня. – О нет, только не говори это.

- А что будет, если я не подпишу?

- Ты будешь настоящим придурком. Черепушку еще можно склеить, но идиотизм не лечиться.

Два месяца я отсутствовал в родной казарме и за это время успело многое измениться. Например, на улицу пришла настоящая весна, с непременными ручейками и робкой зеленью трав. А еще мои родители попали в аварию и разбили машину, благо, кроме транспортного средства никто не пострадал. Хорхе умолчал о происшествии, следуя завету врачей: не тревожить больного. Только перед самой выпиской робко протянул мне протокол с кратким описанием происшествия.

На выезде из города, прямо возле стелы в честь Первомая, в белую шестерку въехала подержанная иномарка японского производства. Водитель Тойоты свою вину признал и даже полностью оплатил ремонт, накинув сверху за душевные волнения. Только вот любимая ласточка отца на месяц отправилась в ближайший автосервис, а я остался без домашних пирожков. Разумеется, мать такое происшествие не остановило, и она уже грозилась приехать на электричке в следующие выходные. Ну и пускай, к тому времени я точно успею восстановиться, а службе безопасности не придется решать вопросы с прикрытием столь радикальными способами.

- Легкая хромота у вас исчезнет через две недели, а вот со следами от шрамов на голове придется повременить, - сделал заключение доктор Мартинсон, осматривая мой короткостриженый затылок. – Волосы здесь не растут и это слишком заметно. Придется делать пластику.

Был бы на его месте док Луи, обязательно сказал что-то вроде: «да-с, молодой человек, такими темпами до свадьбы вы не дотянете». Но доктор Мартинсон не любил разглагольствовать на отвлеченные темы, а добродушный Луи отказался лечить насильника. Я видел его несколько раз в коридоре лечебницы, один раз даже столкнулся лоб в лоб, но старик притворился, что налетел на пустое место. Только собрал новые складки на и без того морщинистом лице и засеменил в одном ему ведомом направлении.

- Как так-то, есть же экспертиза? - спросил я тогда Хорхе.

- Для стопроцентной уверенности необходим осмотр девушки.

Такое признание ударило меня обухом по голове.

- Эй, парень, я верю в твою невиновность, как и многие другие.

А толку-то, между верой и знаниями лежит огромная пропасть. И пока существует хотя бы один процент сомнения, я не смогу чувствовать себя оправданным. На этой почве в голове развились бзики, отчего начал присматриваться к каждой медсестре, пытаясь прочитать в глазах приговор. Куда там, сплошное безразличие.

Однажды не выдержал и спросил доктора Мартинсона: