Вывод: русский крестьянин «убивает» русскую землю. При любом правительстве или без него. Превращает ей в пустошь. Потом перебирается на новый кусок «родины». И доводит его до такого же состояния. Или нищенствует посреди созданного его собственным немалым трудом бесплодия.
«Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!».
И не только дышит, но и гадит.
Не только «русский». Но мне прочие малоинтересны, а вот то, что история России есть история уничтожения русской земли русским народом…
Обидно. За предков. За живых людей. Которые жили-были, любили-грустили, трудились-страдали. Преимущественно зря или во вред.
Интересно, а что скажут через восемь веков наши потомки?
— Не, ты прикинь! Они еду — ели! Откусывали-жевали. Челюстями так… туда-сюда. Аж заболело. Потом заставляли свой организм всякое выделять. Ну, там, слюну, сок желудочный, кислотно-щелочной баланс… Мучили себя… По три раза на день! Добровольно! С радостью! Нет, чтобы два пальца в розетку и балдеешь! Придурки!
Забавно сравнить что вырастает на целине. В общественном смысле.
В Северной Америке — «гомстеды», «пионеры», самоорганизация. Свобода, демократия, процветание…
В Южной Америке, в Аргентине, в Мексике — латифундии, пеоны, хунты. Невежество, нищета, беззаконие.
У нас — крепостное права. Мобилизационная экономика, централизованное общество. Тысячу лет войны с превосходящими противниками. Масса примеров высочайшего героизма, воинской выучки, смекалки. Постоянное «убийство» своей земли.
Способность «защитить» Отчизну и неспособность Отчизну «процветать»?
Освоение Новороссии к второй половине 19 в. дало процветание. В виде «серых степных помещиков». Крупные товарные зерновые хозяйства. Хлеб — на экспорт, для французов, деньги — в «Лионском кредите». Компрадорское русское дворянство?
К 1914 г. треть российского экспорта — хлеб. Две трети хлебного экспорта — через Босфор. При таком лобби война за интересы Франции и против Османской империи — неизбежна. Хотя турки и пытались (летом 1914 г) присоединиться к Антанте, но наши промолчали. «Крест на Святую Софию!» и «Проливы наши!» — дороже.
Турки вступили в войну на стороне Центральных держав, Россия осталась без подвоза боеприпасов от союзников, собственное производство не поспевало, «Великое отступление» 1915 г…
Империя «дала дуба». А могла бы жить. Если бы не экспортные интересы «серых помещиков».
* * *
«На Юге урожай не только уменьшался количественно, но и ухудшался по качеству. Катастрофически падали урожаи наиболее требовательного и ценного хлеба — твёрдой яровой пшеницы… её место занимали… мягкие пшеницы. После 1–2 лет посевов мягкой пшеницы её урожаи падали настолько, что приходилось переходить на культуру „серых хлебов“ — озимой ржи, овса, многорядного ячменя, гречихи. Через 5–7 лет даже серые хлеба переставали возвращать семена. Выпаханную почву забрасывали в залежь, перелог… при повторных посевах качество твёрдой пшеницы снижалось из года в год (перерод), а засорённость увеличивалась. Через 2–3 года урожай озимой пшеницы представлял смесь пшеницы и ржи, т. н. „суржик“».
Речь о южнорусских чернозёмах. Которые — «хоть на хлеб намазывай».
Вырождение, примеси, сорняки, болезни… — третий фактор плодородия, после химии и структуры.
Коллеги, даже если вы умудритесь притащить сюда мешок супер-элитной пшеницы, то накормить голодающее Средневековье не сможете: в несколько лет ваш «подарок из будущего», содержащий в себе вековые достижения агрономии, выродится.
Рожь устойчивее.
Не потому ли Жюль Верн в «Таинственном острове» даёт своим «робинзонам» зёрнышко ржи?
«Внезапно Харберт воскликнул:
— Посмотрите-ка, мистер Сайрес: хлебное зерно! — И он показал своим товарищам зернышко, единственное зернышко, которое сквозь дырку в кармане куртки упало за подкладку…
— Знаете ли вы, сколько колосьев может дать одно зерно хлеба?
— Один, разумеется, — удивленно ответил Пенкроф.
— Нет, Пенкроф, несколько. А сколько в каждом колосе зерен?
— Право, не знаю.
— В среднем, восемьдесят. Значит, если мы посеем это зерно, то можем получить при первом урожае восемьсот зерен, при втором — шестьдесят четыре тысячи, при третьем — пятьсот двенадцать миллионов и при четвертом — более четырех миллиардов зерен…
Было 20 июня, то есть самое подходящее время для посева единственного драгоценного зернышка… никакие человеческие силы не могли бы создать снова это хлебное зерно, если бы оно, на беду, погибло».
Читать дальше