В Бирюк - Приступ [СИ]

Длугош приписывает противной стороне собственные чувства? Свою «врождённую ненависть»?

«Противной» — почему? Русские и поляки в его эпоху не воюют друг с другом, языки и обычаи весьма сходны. Разница? — В католицизме.

«…русское множество составлено… из ничтожных рабов» — вот так должен говорить настоящий, восхваляемый, «Справедливый» польский король! Объект для подражания всех «правильных» правителей Польши.

Забавно: и 12, и 15 веках Русь отстаёт от Польши по уровню рабства. На Руси крепостное право становится общепринятым к исходу 15 в. после законов Ивана Третьего. В Польше уже давно все крестьяне — холопы. Но «русское множество составлено… из ничтожных рабов». А польское? — Нет!

И тут включается вторая идея: войско — не народ, а шляхетство. А шляхта — не поляки! «Мы — сарматы!».

«Сарматизм» и католицизм (Длугош — успешный дипломат в католическом мире) закономерно дают русофобию. Реал прорывается лишь надеждой, что русский князь «никогда не оставит ни его, ни польский народ ни в счастье, ни в несчастье».

Какие-то… брачные клятвы.

Длугош пересказывает, в этой части, более древнюю хронику Винцента Кадлубека, современника событий, советника королей, краковского епископа, в 1764 году причислен католической церковью к числу блаженных. «Хроника и происхождение королей и правителей Польских» Винцента в своей последней части является свободным изложением его видения событий.

Главным отрицательным героем Кадлубека является русский князь Роман Мстиславич (Подкидыш — авт.), которому, среди прочего, Винцент приписывает террор в отношении галицкой знати (с описанием зверских казней, изобретавшихся Романом).

«Повествование в пределах „русских сюжетов“ подчинено идеологической сверхзадаче воспитания будущих поколений польских интеллектуалов в духе презрения и ненависти к православной Руси, которая настойчиво изображается как естественный объект для польского завоевания».

Это — о сочинении конца 12 в.

Сочинение Кадлубека представляет собой образец средневековой польско-католической пропаганды. Временами довольно красочной:

«[Болеслав] подверг Володаревича (Остомысла — авт.) немедленному наказанию, и не хитростью, не обманом, а справедливым молниеносным ударом: яростнее вепря вторгся он на Русь, прямо к самому врагу. Однако тот, зная за собой злодеяние, в какой-то внезапной метаморфозе обращается в лань, бросается в лесную чащу, прячется со зверями в ущельях и дебрях. Не найдя его, Болеславичи еще более ожесточаются, неистовствуют среди брошенного стада свирепее, чем львы, чем тигрицы, лишенные детеныша. Нет милости ни к самим вождям стада, ни к носящим плод, ни к приплоду; упиваются не столько кровью, сколько истреблением всего стада. Не щадят ни городов, ни предградий, ни крепостей, ни сел, не спасают ни возраст, ни слабость пола, никого ни высокая должность, ни благородство крови не избавляют от кровавой чаши. Униженно склоняется блеск надменного золота, тщетно множит мольбы окаймленная пурпуром тога и ковер…

Вот так одних укротил взмах мстительного меча, других в прах испепелил пожар. Ибо напрасно бросать пух, чтобы остановить бег ревущего потока, и где неистовствует меч, напрасны мольбы о пощаде. Так стократным мщением Болеслав воздал Володаревичу… вполне заслуженное наказание за коварство и вероломство».

Это должно внушать уважение? Взбесившийся псих окровавленный — образец для подражания?

Как и во всякой нац. пропаганде, Кадлубек «лепит лажу»: увлекаемый пафосом своей проповеди польского превосходства, не замечает внутренних противоречий собственного изложения. Упрекает Подкидыша в жестокости, «врождённо» свойственной свирепым русским дикарям-схизматам. Но восхваляет деяния Болеславичей: «Не щадят ни городов, ни предградий, ни крепостей, ни сел, не спасают ни возраст, ни слабость пола, никого ни высокая должность, ни благородство крови не избавляют…».

Пясты — людоеды на свободе? Маньяки с железяками?

Не задумывается о том, что детство и юность Романа — время формирования личности — прошла в королевской семье. Что такой-сякой, жестокий и вероломный русский князь является, по сути, воспитанником восхваляемого Казимира Справедливого. Его выдвиженцем, ставленником.

«Сукин сын. Но — наш сукин сын».

Точнее: сын сестры короля.

Такие «идеологические фильтры» тем более забавны, что Кадлубек был лично хорошо знаком с Казимиром и Романом.