В Бирюк - Приступ [СИ]

В истории известны случаи, когда страстное желание родить наследника приводило королев к ложным беременностям. У Агнешки такой силы самовнушения нет. Она просто умирает от страха. С ужасом ждёт конца, истечения срока.

«Всё открылось. Уезжайте».

Банкиру, получившему такую телеграмму от Конан-Дойля, хорошо: пароход, загранпаспорт. А ей куда?

— В то лето муж снова на войну пошёл. Половцев на Псёле бить. Жарко. В замке хоть шаром покати: господа из города — слуги в шинок. Я уж из покоев не выхожу, ноги не держат. Страшно. Хоть вешайся. Тут Крыся, кормилица моя. Ты её видел — на дороге Боброка от казни спасла. Говорит: родить ты не можешь, раскрыть обман не можешь. Остаётся один обман другим закрыть. Другая баба родит, мы у неё ребёночка выкупит, твоим покажем. Мальчика. Как им жаждется. Мне опять дурно. Ночь проплакала. Утром говорю: делай. Через день, заполночь, приносит. Младенчика в тряпке. Грязненький, страшненький. Мы и изобразили. Будто это я… Да я-то, честно, без чувств почти все те дни. Крысю расспрашивали, она всё молодостью моей отговаривалась. Первый раз, де, скромность-неискушённость…

Младенец, объявленный сыном Мстислава и Агнешки, был крещён Романом. Его сразу забрала прислуга, матери показывали лишь изредка.

Нервное потрясение не прошло для Агнешки бесследно — она долго болела. И добрых чувств к «сыну» не испытывала.

— Я надеялась. Что это как-то… само собой… Я ж показала, что могу родить, что не с чего меня выгонять, нет на мне порчи. А этот… мало ли что, маленькие дети часто мрут.

«Этот» оказался не из «частых». Сперва у Агнешки была надежда, что «сын» не доживёт до возвращения супруга. Но что-то сделать самой, как-то «приспать» желанное-нежеланное дитя… Да и не просто это: ребёнком занимались слуги.

Через год умер свёкор, через два Долгорукий выбил Жиздора с Волыни. Тот, вместе с семейством, бежал в Польшу. Ещё через год Жиздор вернулся на Русь. Воевал с галичанами, поддерживая Ивана Берладника, бился с черниговцами, помогая дяде Ростику. Я про это уже…

Агнешка, войдя в возраст, родила, через пару лет, ещё в Польше, мальчика, Всеволодом назвали. Года через три — второго, Володеньку. Старший нынче остался во Владимире Волынском, с братом Святославом, младший поехал вместе с ней и отцом. Сегодня все трое вместе отправились из Киева. И повстречали «Зверя Лютого» на дороге.

— А откуда прозвание «Подкидыш»? Кому-то говорили?

— Нет-нет! Как можно?! Это ж… смерть!

— Так откуда?

— Не… не знаю я. Говорят, от ляхов. Что я его, вроде, подкинула братьям в Краков. Он же там долго жил.

— Ты вернулась на Волынь вместе с мужем?

— Нет. Я ж говорю: у братьев жила. Там и Всеволода родила. Ещё через год приехала во Владимир. Ещё через два — Володеньку. А Роман у братьев моих оставался. Да и… не мил он мне, противен. Может, думаю, он без меня, в чужих людях…

— Муж знал?

— Н-нет. Сперва. Потом… измучил он меня! Дрался, обижал по всякому. А тут… у Володеньки — зубки режутся, у Всеволода — жар вдруг… А этот… пьяный да наглый… Говорит: один квёлый, другой — приблуда ляшская. Ну, что я его у братьев в дому родила. Ничего, говорит, сдохнут щенки — у меня орлы останутся, им и землю отдам. Тут я и высказала. Что старший — ублюдок от сожительницы невенчанной, второй — вовсе подкидыш от незнамо кого, третьего он ляшёнком назвал. Так что, молись, муженёк, чтобы Володенька жив был — единственный тебе точный наследник.

— А муж?

— Пьяный он был. Побуянил малость, спать завалился. По утру и вспомнить не мог. Только… как-то посматривать начал. Про Романа слуг расспрашивал. В Краков людей посылал. А звать в отцов дом… не велел.

Она бездумно смотрела в стену опочивальни, вспоминала дела давние, водила гребнем по уже расчёсанным волосам.

— Вскоре младший мой брат, Казимеж, из заложников от Барбароссы вернулся. Два бездомных, безудельных, нелюбимых. Я, когда малая была, за братом ходила, присматривала. Вот и он взялся присмотреть за… за сыном моим. Как-то сошлись они, дядя с племянником. Отец во Владимир не зовёт — Роману и хорошо. Да и мне… нет его на глазах — будто и вовсе греха на мне нету.

Она тяжело вздохнула.

— Двенадцать лет Роман там прожил. Уж и веру католическую принять собирался. Тут братья в поход на язычников пошли. Генрих погиб, удел его, Сандомир, к Казимежу перешёл. У Казика дел много, на Романа времени нет. Здесь Ростик умер, муж в Киеве сел. Роман и приехал к отцу. Тот на него… злобится. Не понять с чего. У него и так-то норов… Жиздором не спроста прозвали. Послы новогородские пришли, дебрями лесными пробрались: Дай нам, Великий князь, сына во князи. Как по старине — старшего. Муж фыркнул: старший, де, мне наследник, отцов удел держит. Берите второго, «Подкидыша». Типа пошутил. Роман и понял, что в отцовом дому ему доли не видать. Пошёл в Новгород да стал господе Новгородской угождать. Коль ворогов резать-жечь, так особенно. Жестоко как-нибудь.