В Бирюк - Приступ [СИ]

Добавил половинки десятков Брусилы и Терпилы на башню. Повторил внятно:

— В драку не лезть, держать башню. Суздальские киевских уже погнали по стене. Пусть они себе сами башни забирают.

Сходный отряд — в Степанидину усадьбу. Не лучшее, но пригретое место. Надо будет походить там, поковырять… струпья своей души.

О! И Николай в боевых порядках!

— Николашка! Ты уже?! Бой же ещё не кончился!

— А, вы завсегда стока портите-ломаете! А мне потом за вами подбирать. Лучше уж сразу… присовокупить.

— Ну, коли главный купец на поле — тогда деваться некуда, пошли грабить Софию.

Мы двинулись в центр, освобождая место для рязанских и муромских отрядов. Живчик мельком махнул рукой и погнал коня вдоль стены к югу, Илья, хоть и издалека, но неторопливо выразительно раскланялся.

Всадники Алу понеслись вперёд, по улице к центру, срубая на скаку каких-то людей, выскакивавших из ворот, пуская стрелы во всё шевелящееся во дворах. Сквозь гремевший со всех сторон набат, сквозь нарастающий вой жителей, пробилось:

— Половцы! Поганые! В городе!

Справа в темноте поднялась трёхэтажная, тринадцати-купольная громада Святой Софии. А так, по-византийски, не в «украинском барокко» она, пожалуй, гармоничнее выглядит.

За кованными решётками на двенадцати окнах окнах верхнего подкупольного барабана виден свет. Для заутрени ещё рано… всенощную отстаивают? Во одоление ворогов. В смысле: меня.

С нижнего гульбища, опоясывавшего здание у основания куполов, полетели несколько стрел. Вторая турма стрелков дала ответный залп, кто-то на гульбище упал.

Задолбали. Патриоты.

— Салман, Любим по десятку — внутрь. Николай. Вот тебе храм божий. И ни в чём себе не отказывай.

— Э… Совсем-совсем?

— Мозаики, фрески, алтарь, гробницы… Факеншит! Недвижимость — не трогать.

Чуть впереди, на колокольне храма, вдруг проснулись звонари. Забренчали, зазвонили, забухали колоколами. Набат. Вставай народ православный! На защиту отчизны и воли, движимого и недвижимого! Подымайтесь! Лгуны и изменники, тати и воры.

Не. Здешняя колоколенка — неказистая. Вот в 21 веке — беленькая, стройненькая. А тут… разлапистая трёхэтажная изба с развесистой крышкой типа луковица перезревшая.

Стрелки попытались снять звонарей. Увы, целей снизу не видать. Запалить, что ли? Но десяток гридней уже спешились, вывернули столб из забора и, на раз-два, принялся выносить запертые двери.

Вдруг справа, из улицы, уходящей к Золотым, тут и полуверсты нет, вывернулась толпа кыпчаков с криком:

— Бар! Ба-ар! Дабыл! Жау-у! (Идут! Тревога! Враг!)

— Всем в сёдла! Стройся!

Подскакавший запыхавшийся Алу отрывисто доложил:

— Много. Очень. Больше пешие. Валят валом.

— Собери своих вон там.

Я ткнул рукой влево, в устье улицы, уходящей вверх, к Софийским воротам града Владимирова.

Там, на другом конце главного городского проспекта, судя по доносящимся звукам, полным ходом шёл бой. Три десятка кыпчаков, сунувшиеся туда, наскочили на нескольких волынских гридней, вырвавшихся из детинца. Закидали их стрелами, те повернули в сторону, в переулки. Если Искандер не удержит крупный отряд, а с юга ударит другой…

Мы не успели построиться, хотя люди, преимущественно, собрались.

Справа, чуть южнее, разгоралось. Пламя вдруг встало выше крыш. Ирининский монастырь?

Сырое бревно тяжело поджечь. На многих строениях снежные шапки, снег во дворах. Но в каждом дворе — сенник. Фейерверк в две минуты от любой искры. Горящие клоки несёт по ветру, раскидывает по сторонам. Как фонтаны в Петергофе.

С южной улицы на площадь выскочило два десятка всадников на разномастных конях в разнообразном вооружении. Или — без оного. Пара вообще без штанов. В смысле: в подштанниках.

Стрелки дали залп, люди с конями заметались, повалились на снег, несколько повернули назад, поскакали, пригибаясь и нахлёстывая лошадей. Кыпчаки кинулись следом. Пришлось выезжать в центр пощади, останавливать.

— Артка! Сапта! Куте турыныз! (Назад! В линию! Ждать!).

Алу, надсаживаясь, «репетирует», повторяет мою команду. Кыпчаки, чего-то радостно вопя, не останавливая коней, проносятся по кругу. Выстраиваются неровной пляшушей линией в сотне шагов. Ещё одна усадьба ниже по улице вспыхивает, и я вижу в сотне метров валющую, текущую, шевелющуюся плотную толпу. Кажется — тысячи! Но, пожалуй, едва ли и одна тысяча душ наберётся.

Шишаки гридней городового полка, меховые шапки бояр и подбоярышников, гречушники и колпаки горожан и слуг, бабы с детьми. Многие неполно одеты: верхнее на исподнее. Конных немного: несколько впереди, редкие вкрапления в основной массе. В конце, в пляшущих отсветах пожаров, ещё с полсотни.