В Бирюк - Приступ [СИ]

Валет. Червей. В смысле: для могильных червячков.

Не поговорили. Жаль.

— Терпила. Стрелки остаются на стене. Не высовываться, не маячить. Смотреть по заборолу. При появлении патрулей — истребить. По возможности — не поднимая шума и света. Пантелейка…

В комнате два стола. С одного опрокидываю столешницу. Да, то, что надо.

— Одну крестовину обмотать тряпьём, залить… кувшинчик с маслом есть? За стенкой должна быть смола. Топить — нет времени. Наковырять и примотать в тряпье. Вытащить на стену, высунуть обмотанной стороной наружу. Понял? А мы вниз. Брёвна таскать.

Третьего дня я был уверен, что самое тяжёлое — собраться с духом и влезть в ту памятную полуразрушенную печку. А оказывается, куда труднее не навернутся, сбегая с уровня пятого этажа по крутой деревянной лестнице со склизкими от сырости ступеньками.

Гарнизоны соседних башен должны поглядывать. По-хорошему, и патрули должны быть сквозные. Были ли в числе убитых люди из соседних башен — не знаю.

Проще: каждая минута пребывания чревата потерей внезапности. Но спешить — медленно. Сломанная нога бойца — куда чреватее.

Успели. Возле зарубленных псов во дворе сторожки две фигуры, сидящие на корточках в овчинных тулупчиках. Двое мечников молча броском проскакивают вперёд. И сносят непрошенных гостей. Штатно колют: из низкой стойки в корпус. Штатно дорезают: перевернуть лицом вверх, проткнуть горло.

За спинами убитых приоткрытая калитка. Пошли.

Пространство предвратной площади. Давит. Много, пусто, открыто. Кажется, что из темноты вокруг за тобой следят десятки вражеских глаз. Сейчас ударят стрелы или выкатится толпа. Орущая, машущая режуще-колюще-дробящим… Жаждущая крови. Моей крови.

— Разошлись. Взяли. Ап!

Бардак — хорошо. Придурки заложили ворота одним бревном. Оно — тяжёлое. Но оно одно.

Я уже говорил: ворота на Руси открываются вовнутрь. Иначе снаружи снегом заметёт и фиг откопаешься. А чтобы ограничить доступ — поперёк, в железные скобы, ставят бревно.

«Запор» — это не препятствие пищеварению, это препятствие движению. Говорят: запорное бревно. Его накладывают. Или снимают, как мы сейчас.

Сняли брёвнышко. «Весело подняли. Весело понесли».

Факеншит! Теперь верю — дубовое. Аккуратненько положили вдоль стеночки в стороночке.

Аж на языке горчит. Спокойно, Ванюша. Не надо так напрягаться — грыжу заработаешь. Ты ещё нужен. Народу и миру. А какой может быть прогрессор с паховой грыжей?

Коллеги, почему я не вижу историй о надорвавшемся, под непосильным трудом на ниве прогрессизма в России, попандопуле? Почему нет отчётов о грыжах, смещениях позвонков и геморроях? Не напрягаетесь? — Зря. Здесь есть очень много подходящего для жима и толчка. А уж рывок… рвать здесь надо повсеместно. Больше скажу: повсевсёшно.

Потянули створки. Факеншит!

Бардак — это нехорошо. Воротины провисли, цепляют за землю. А ну, раз-два, приподняли.

«А боец из ПВО заменяет хоть кого».

ПВО — нет. Так и домкратов нет! А бойцы — есть. Шесть здоровых парней могут унести крепостные ворота просто к себе домой. Под настроение. У строевых настроение задаётся приказом старшего по званию. Как, например, радиоактивный фон в расположении.

И так придётся ещё три раза.

Оттащили вторую створку. Дальше — 25 метров туннеля. Оно и так-то темно. «Час быка». Наверно, чёрного быка. Про негров все знают насчёт самого тёмного места. А про негро-быков?

Итить тебя, светоносить! Пересвет ты наш! На кой… ты пересвечиваешь?!

Брусила своей зажигалкой щёлкнул. Две ошибки: не надо так на открытом месте. И без предупреждения не надо: все враз ослепли.

Высказанные пожелания близкого сексуального будущего мгновенно погасили огонёк.

«Темнота — друг молодёжи» — русская народная…

Но мы здесь не за этим.

Повторяем. Но с учётом. «Ещё раз и лучше».

Получается. Пошли.

Внешние ворота заложены серьёзнее. Два бревна. Одно — «вам по пояс будет». Ещё и подкосы вбиты. Подпорки — выбили, бревно — вынули. Это вышло легко. А вот верхнее… «руки в гору до упору». М-м-мать… С третьего подхода.

Спасибо местным: разобрали днём завал. Здесь должны стоять брёвна, подпирающие тесины ворот. Такое и тараном фиг выбьешь. Вон они, далеко не потащили, вдоль стен сложили.

Ну что, всё? Ворота открыты, дело сделано? — Отнюдь. Самое тяжёлое дело — которое осталось. А осталось нам… хрен да маленько: подать сигнал и и дожить до появления «американской конницы». В смысле: гридней Боголюбского.