— Тьфу на тебя. Я об серьёзном деле, а ты эдакое… прости господи.
— Коли юрьевичи не годны, вспоминай мономашичей.
— Х-ха. Добренький — слаб да болен. Мачечич… вообще. Отхожее место. Дальше Волынские да Смоленские. Жиздор-то из них, пожалуй, и лучший был. Хоть бы храбр да резов. Да и далека та родня. Из них на стол кого тянуть — смута будет. Некому, Ваня, шапку отдать.
— Тогда сынам.
Он снова заскрипел зубами, замотал головой.
— Да что ж ты мне всё душу рвёшь? Нету! Нету у меня сыновей! Одни… уб-блюдки приб-блудные.
— Ладно. Но они-то есть. В твоём дому, на твоём корме выращены. Назови — пасынки, приёмыши.
— Такого не бывало! На Руси род от рода! От крови отцовой князья ставятся!
— На Руси и Государей прежде не бывало. Всё когда-то на новизну приходит. А что не меняется — сгнивает да разваливается. Чем тебе Искандер нехорош?
Андрей тяжко вздохнул. Похоже, что все предлагаемые варианты он уже продумывал. И куда глубже, чем я. Я-то просто вопил в переписке: «Майорат! Долой уделы! Единая и неделимая!». Андрей фыркал, даже обсуждать не хотел. Потому, что видел конкретных людей. Которым придётся это «планов громадьё» исполнять. Возможно — ценой собственных голов. И тех, которые будут против. Тоже — ценой жизней.
— Не умён. Сотник из него ныне… добрый. Может, с годами, ума-разума наберётся… Но государь из него… «Война — дело государево» — то правду глаголят. Только это одно из дел. Из множества. А он остальных не разумеет, скучно ему. Дашь войско — поведёт, будет биться. Бог даст, и победит. Собрать войско… не, не понимает.
* * *
В РИ Мстислав (Искандер) с рязанским и муромским княжичами через два года придёт с дружинами на Стрелку. Но войско, боярское ополчение, не соберётся. Княжеские дружины попадут в булгарско-эрзянское окружение, сумеют выскочить. Поход получится провальным.
Из четырёх походов этого княжича, известных в РИ, лишь один, первый, Киевский, закончился успешно. Да и то, город преподнесли на блюдечке бояре-изменники. «Преподнесли» — не ему.
Уровень сотника — потолок?
В «Уложении Тимура» сказано:
«девять десятых государственных дел решаются расчетливостью, благоразумием и советами и лишь одна десятая — мечом».
Искандер — государь на 10 %?
* * *
— Зря ты так. Парень молодой, подучить можно. Советников добрых дать, законов разумных…
Я помолчал. Забавно. Андрей может подумать, что я Искандера «продвигаю». А у меня с ним душевного контакта нет. Если он станет следующим Государем… не скажу, что будет плохо, но…
Андрея я побаиваюсь. Ругаю, иной раз, про себя. Но — чувствую. Злой, опасный, часто непонятный. Как сталь. Тронь — звенит. Или режет. А Искандер… бревно. Хоть пни его, хоть погладь. Только и пользы — на дрова порубить или стену подпереть.
— Как не крути, а это лучшее. Майорат. От отца — к старшему сыну. Без раздела наследства. Единая и неделимая Святая Русь. Под одной шапкой. И свары не будет: другие твои… сыновья крамолы ковать не станут.
— Х-ха. Ты, что ли, знаешь, какими они вырастут да кто им в уши дудеть будет? А остальные? Братья с племянниками? Эти ж точно враз в горло вцепятся. Их же от шапки и поганой метлой не отгонишь. Только мечами добрыми.
Снова покачал кубок с медовухой. И половины не выпил. Совершенно трезво и совершенно замучено посмотрел на меня.
— Иди. Поздно уже. Дел у обоих… Завтра почестный пир.
— К-какой?!
— Почестный. Почествуют. Меня — Государем, а я — людей русских. За труды их. А то не по-людски получается: шапку-то я принял, а вина не выставил. Э-хе-хе. Уж высказывали. Хотят завтра с утра и на три дня. Всё ж не репейник кобыле на хвост подцепили, а государя обрели. Да, как ты там с попами? Не разодрались? Ну и ладно, иди. Прокопия кликни.
Уже выходя из прихожей я оглянулся. В углу, забившись на лавку с ногами, сидел, покачивая в руке серебряный полупустой стакан, босой пожилой человек в наброшенной на плечи, залитой местами вином, дорогой шубе на исподнее. Смотрел куда-то в стену. В мысли свои. Невысокий, не очень здоровый, уставший. Одинокий. Один. И в этой комнате, и в этой жизни. Прошедший, вынесший на плечах своей души и своего тела множество битв и походов, побед и поражений, предательств и измен, издевательств и унижений. Сохранивший веру. В себя, в бога, в Русь. Стремление сделать жизнь здесь правильнее, лучше. Не позволяющий себе устать, ослабеть. Человек со стержнем в душе и саблей в руке.
Лец прав: «Вот ты и пробил головой стену. Что будешь делать в соседней камере?».
Читать дальше