За это время уже и Давайдовичи переругались между собой. Старший, Владимир, князь Черниговский, идёт в бой вместе с Гошей и Свояком. Младший, Изяслав, Изя Давайдович, беспоместный, но очень жаждущий — с волынцами и смоленцами.
Волынцы победили суздальских. Брата Владимира гридни брата Изи поймали в сече и подняли на копья.
Ай-яй-яй! Как не хорошо! Грех-то какой! Братоубийство!
Но… Изя же умный, Изя понимает разницу: что надо делать — это одно, как надо выглядеть — другое.
«И нашёл он на поле битвы тело брата своего родного, оплакал слезами горючими, омыл раны кровавые. Отвёз в град отеческий — славный град Чернигов и похоронил там с почестями».
А сам сел в Чернигове князем.
В Чернигове — сам. А вот Вщиж… Брат Володя успел жениться. И сынок у него есть. Маловат, правда. Вот пусть дитятко и будет Вщижским князем.
Владимир женился в 1144 году на дочери гродненского князя. Нормальная «святорусская» княжна. Что должна делать нормальная княгиня, став вдовой — всем известно. Молиться, поститься, рукодельничать, благоугодничать…
Это когда Изя идёт в Чернигов главным садиться?! Дурных — нема. Молодая, двадцатилетняя женщина, с несколькими слугами, оставив шестилетнего сына, бежит из мужниного дома. К половцам!
Лучше с погаными, чем с Изей под одной крышей. И выходит там замуж. За половецкого хана Башкорда.
Вместо того, чтобы, как положено приличной вдовствующей княгине, отправиться в монастырь, или в отеческий дом, или просто «за печку» — Дикое Поле. Да там же дикари! Язычники! Там же — «в ошейник и на кошму»!
Вместо того, чтобы рыдать, скорбеть и говеть — второй брак. Не рабыня, не наложница — жена. Причём — любимая.
Вместо того, чтобы растить кровиночку свою, поливая его слезами горькими — бросила сынка круглым сиротой в княжьем тереме. При живой-то матери…
Русские князья довольно часто бегут от своих собратьев в Степь. Отсидеться, переждать… А вот одинокая княгиня-вдовица… Бежать беззащитной женщине в никуда, просто в Дикое Поле…
Настолько всё это странно, что могу предположить существование некой романтической истории.
Половцев вокруг Гоши всегда было много. Возможно, что княгиня и познакомилась с этим Башкордом ещё при жизни мужа. Возможно, что и участие Владимира Давайдовича в смертельном для него Рутицком бое на стороне Долгорукого — результат влияния на него жены. Очарованной обаянием половецкого хана? Бросившей ради него, при первой возможности, и честь, и княжеский титул, и родню, и сына?
Изя во всякой ситуации находит свою выгоду. Сыночек остался? — Будет заложником. Ну и что что родной племянник? Зато мамашка сделает чего велю.
В конце 1158 года Изю, уже Великого Князя Киевского, вышибают с Киевского стола. Многих он достал: хором вышибают. Но хан Башкорд приводит ему на помощь под Киев, к Белгороду 20 тысяч половцев. Потому что Изя посылал своего малолетнего племянника звать степняков. Мальчик уговорил мать. Отказаться она не может: сыночек единственный, кровиночка. Мать уговорила отчима.
«Ночная кукушка» накуковала? У которой «кукушонок» под дядиным топором ходит?
Изя женщин не только любил, но и активно использовал. Военно-политически. И не только вдову своего брата с целью развёртывания вспомогательной кавалерийской дивизии.
В этот раз — не помогло. Даже хуже получилось. Летописец, похоже, привирает раз в десять, говоря о половцах Башкорда. Как обычно и бывает при упоминании численности войск в средневековье. В одной половецкой орде около 40 тысяч человек, максимум — 6–8 тысяч боеспособных мужчин. Отнюдь не Первая конная.
Но присутствие кыпчаков было замечено.
«Чёрные клобуки» — торки, берендеи, печенеги с Роси, и «белые клобуки» — степные кыпчаки — просто не выносят друг друга.
Тут берендеев и подкупили. А чего ж не подкупиться, когда всенародная берендейская душа криком кричит: «Неправильно! Не на той стороне! При такой помощи — лучше на другую сторону, к другому князю!».
Изя с поля боя убежал, в Чернигов его не пустили, спрятался у вятичей. Пошёл по пути ненавидимого им Свояка.
14 апреля 1159 года Ростислав Смоленский принимает на плечи свои великокняжеские бармы. Коронация Великого Князя в «Святой Руси» идёт не короной, а императорским византийским венцом, золотой цепью и, главное, бармами.
Бармы эти — ещё не вышитая пелерина, эдакий золотой отложной супер-воротник, как на известных портретах Алексея Михайловича Тишайшего и других Московских царей. Это относительно недавний подарок от Императора Византийского Алексея Комнина Великому Князю Киевскому Владимиру Мономаху. Широкое оплечье-ожерелье из раздельных круглых металлических щитков, скреплённых шнурами и украшенных драгоценными камнями и эмалями. Ценность — запредельная. Мономах за эти цацки заплатил судьбами дочери и внучки.
Читать дальше