Подумай «шайтан» — и вот он уже. Прискакал змеёныш. Конча богатые дары от Изи получил. Чекмень дорогой напялил. Беру всё норовит рядом с ним быть. Гадюка и ишак. Друзья-союзники. «Сначала ты меня покатаешь, потом я на тебе поезжу».
Кха! Вот это уже интересно: Алтан сеунчея послал. Ишь как коня нахлёстывает. И — орёт. Ещё один дурак: кто же орёт своё послание за версту? А вот ещё интереснее: из перелеска вылетели люди Алтана и гонят коней что есть мочи.
Гонец подскакал к стоявшим группкой ханам и заорал во весь голос:
— Берендеи!
Кыпчаки сразу закрутили головами, начали привставать на стременах, чтобы увидеть своих заклятых врагов. Конча крутанулся на месте, задышал нервно, будто в этот же миг собрался кинуться в сабельную рубку. И поскакал к своим, бросив через плечо:
— Разворачивайте сотни! Ударим в лоб!
Хан Беру тоже задёргал повод своего коня. И удивлённо уставился на неподвижного Боняка.
— Знаешь ли ты, Берук-хан, что к старости глаза слабеют? Я плохо вижу блох на твоей кобыле. А вот вдаль я вижу хорошо.
— Эта… И чего?
— Того. За берендеями я вижу торков. Значит — пришла вся Рось. А за ними я вижу знамёна русских князей. Идут княжии дружины. Переяславльская, Пересопицкая, Волынская и сама Торческая.
— Эта… И чего?
— Кха. Это — разгром, хан Беру. Это смерть. Чутьё Серого Волка не обмануло — у Изи нет удачи. Надо уходить.
— Но… а как же добыча?
— Лучше видеть головы моих людей на голых плечах, чем плечи в дорогих тряпках, но без голов. Впрочем, ты можешь остаться и умереть. За цацки, за Изю… Я ухожу.
Конча повёл своих «в лоб» на берендеев. Уже в сече, срубив первого противника, он, привстав на стременах, оглянулся. Отряды Боняка и Берука перестраивались в колонну и, обходя стороной лагерь русских, уходили на юг. А из перелеска перед ним, вслед за берендеями выскакивали торки и печенеги. За их спинами весеннее солнце отблескивало на наконечниках копий княжеских дружин.
Конча визжал от злости, но нукеры прижали к седлу, ухватили за повод коня и вытащили из схватки. Закрывая своими телами молодого хана, в безумии своём рвущегося назад в бой, погнали коней на юг. Туда, где старый хан Боняк давно ещё, в самом начале осады, углядел удобную дорогу к Вятичеву броду. Далековато, тридцать вёрст. Но места Боняку знакомы: проходил он там, участвуя в войнах, когда русские прежде между собой резались.
Нукеры пристроились в спину серой колонне половцев Берук-хана, бросивших майно, нахлёстывающих коней — лишь бы выскочить из начавшейся над Ирпенем мясорубки.
Бешеная двухчасовая скачка не успокоила молодого хана. Уже на льду Днепра, вырвавшийся из рук своих слуг, Конча набросился на наблюдавшего за отступлением своего отряда Берука. Визжал, вопил о предательстве, брызгал слюной.
«Ничто так не обижает как правда».
Хан Беру не отличался находчивостью в словесных перепалках: просто огрел Кончу камчой.
Бить хана, по лицу, плетью… только смерть смоет такую обиду.
* * *
Только что Белгородской детинец был осаждён со всех сторон множеством вооружённых отрядов, и вот, уже само киевское войско оказывается окружённым со всех сторон. Ворота в детинце распахнулись и радостно орущие смоленские гридни, нахлёстывая отощавших коней, кинулись преследовать беспорядочно отступающие киевские отряды. Следом повалила вопящая от восторга пехота, собранная из местных жителей и успевших выскочить с Ростиком беглецов.
Наконец, под своим знаменем, в окружении телохранителей и старших воевод из ворот выехал Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович. Государь.
Обозрел подъехавших к нему князей. Освободителей от осады. Отметил присутствие сына Долгорукого — Василька Юрьевича, князя Торческого. Сын старого противника исполнил свой долг. Это хорошо, не ожидал. Отсутствие другого сына Долгорукого — Глеба Юрьевича (Перепёлки). Но дружина из Переяславля пришла. Тоже хорошо. Но не настолько.
Князь волынский, племянничек. Что пришёл — хорошо. Но… опять будет «громкие слова говорить», опять оказываюсь ему должен.
— Что ж братия, поедем же к битве. Сбережём, поелику возможно, кровь православную.
Киевское войско могло, вероятно, устроить нормальный бой. Но…
Наполеон: «Армия баранов, под предводительством льва, сильнее армии львов с бараном во главе».
Два года назад, на этом же месте под Белгородом, узнав об измене берендеев, Изя бросил армию и убежал в Киев. Судьба сделала круг и снова столкнула его с берендеями на этом же поле. И Изя снова побежал.
Читать дальше