Владимир Обручев - Сочинения в трех томах. Том второй

Ретивость экспертов приводила Репикова в смущение; он начал сомневаться в успехе всех мер, предпринятых с целью показать товар лицом.

— Я особенно боюсь Грошева, — заявил на совещании сотрудников Михаил Петрович. — Борк, очевидно, увлекся моей женой, и она сможет повлиять на него. Но Лидия Николаевна мало подвинулась в отношении Грошева. За столом, когда она бывает его соседкой, она больше молчит, чем разговаривает.

— Да, она у меня не из бойких, — согласился Репиков.

Результатом этой беседы было то, что Репиков обратил внимание своей дочери на успех ухаживания жены химика.

— Но я вовсе не желаю подражать ей! — возмутилась Лидия. — Она чуть ли не вешается на шею англичанину.

— Марина Львовна, может быть, немного пересаливает, но очаровательна, и Борк, например, при осмотре фабрики больше интересовался своей спутницей, чем рудой, машинами и золотом.

— Да разве это хорошо, папочка, отвлекать экспертов от их обязанностей, мешать им делать наблюдения?

Репиков немного смутился; он не посвятил свою дочь в детали «плана кампании», и она не знала, что все должны по мере сил и возможностей помогать продаже рудника.

— Это не значит мешать им, — нашелся Николай Константинович. — Они будут еще изучать фабрику и рудник без нашего участия. Но важно поддерживать в них хорошее расположение духа, развлекать их, чтобы они не придирались к мелочам. И тебе следовало бы быть более внимательной и любезной со своим соседом, а ты часто имеешь такой вид, точно недовольна их приездом.

— Если так, я постараюсь, папочка. Но только кокетничать я совсем не умею.

Через несколько дней, когда Борк и Грошев закончили изучение окрестностей, а Фернер почти наладил свою лабораторию, был назначен общий осмотр рудника. За утренним чаем Лидия Николаевна угостила экспертов особенно вкусными пирожками и очень старалась быть любезной.

За чаем, кроме экспертов, присутствовал и Василий Михайлович, дававший разъяснения и облегчавший Лидии Николаевне ее трудную роль. Но молодая хозяйка была рада появлению Марины Львовны, которая впорхнула в сопровождении своего мужа, уже одетая для обхода рудника: она была в мужских сапогах, нешироких шароварах и легкой облегающей блузке; это был костюм, в котором она обыкновенно ездила на прогулку верхом, но в руднике поверх блузы можно было еще надеть брезентовую куртку. Маленькая красная шелковая дорожная шапочка удивительно шла к лицу Марины Львовны.

Борк рассыпался в комплиментах по поводу этого костюма, в котором красивое телосложение молодой женщины выделялось особенно ярко.

Звонко поцеловавшись с хозяйкой, Марина Львовна не отказалась от кофе и пирожков и не преминула восторженно похвалить их, рекомендуя экспертам особенно пирожки с вареньем, как специальность хозяйки. С появлением милой болтуньи разговор сделался очень оживленным, и время летело незаметно, пока наконец Грошев не заявил:

— Николай Константинович, если вы не желаете, чтобы мы опоздали к обеду, то разрешите нам отправиться!

— Экипажи уже поданы! — сказал Репиков, вставая из-за стола.

Фернеру в руднике нечего было делать, и он пошел с химиком устраивать свою лабораторию. Грошев и Борк на минуту удалились, чтобы надеть рудничные сапоги и непромокаемые куртки. Для Марины Львовны принесли новую куртку из амбара, выбрав самую маленькую, но все-таки она потонула в ней до колен и кончиков пальцев.

— Все ваши прелести теперь скрылись от наших глаз,— тихо сказал ей Борк, помогая застегивать куртку.

— Потерпите, вы опять увидите их за обедом.

В осмотре рудника захотела принять участие и Лидия Николаевна. Она также надела мужской костюм, так как ходить в юбке по узким ходам и лестницам было неудобно и небезопасно. Но ее костюм не был очарователен: широкие шаровары, большие сапоги и мужская вышитая рубашка не делали девушку более грациозной. К ее рослой фигуре с широкими бедрами, полной грудью и большими ногами гораздо больше шло женское платье. Когда она, переодетая, вышла к экспертам, ожидавшим на крыльце, Грошев даже поморщился, — его эстетическое чувство было оскорблено.

Поданы были две трехшпанки и сидейка, украшенные коврами и запряженные лучшими лошадьми, в гривы которых были вплетены разноцветные ленты, а челки подвязаны султанами; кучера надели бархатные безрукавки поверх красных кумачовых рубах. Грошев при виде этого парада ядовито улыбнулся и тихо сказал что-то по-английски Борку, который засмеялся, ответив: