Чад смеялся вместе с ним, пока наконец не заволновался о том, что Грэм теряет контроль над собой:
— Хватит, а то ты нас так выдашь.
— Скорее они заметят вонь, идущую из погреба, — парировал Грэм. — Что ты такого съелвообще?
— Думаю, дело в пиве той блудной бабы… или, возможно, в супе с репой…
— Тогда я беру свои слова про гнилую репу назад, — сказал Грэм, снова давясь смехом. — Тогда бы запах нас точно прикончил. — После этого он какое-то время молчал, вновь осознав серьёзность их ситуации. — Как мы вообще можем вот так смеяться, после только что случившегося?
— Ты ж не в первый раз убиваешь людей, — сделал наблюдение охотник.
— Раньше было иначе. Они были убийцами, и я защищал кого-то другого. А здесь была резня. У этих людей не было никаких шансов, но они просто не останавливались… — Грэм не стал распространяться дальше, поскольку у него в горле встал ком. Когда он снова заговорил, он задал вопрос: — Как ты можешь быть настолько спокойным?
— У всех по-разному. Кто-то смеётся, а кто-то плачет после битвы, но хуже всего ночью, когда лежишь один в кровати.
Грэму было слышно старую боль в голосе мужчины. Он знал, что этот лучник убил сотни людей во время войны с Гододдином, и наверняка ещё кого-то до этого.
— Как ты с этим справляешься?
Чад одарил его фальшивой улыбкой:
— Никак. Днём — живу, смеюсь, и не думаю об этом. А ночью, ну, я пью… много пью.
После этого они какое-то время не говорили, но в конце концов Грэм нарушил молчание своим самым ужасным вопросом:
— Как думаешь, скольких я убил — там, на улице?
— Выглядело там всё хуже, чем было на самом деле… — сказал Чад, — …восемь, возможно девять.
— Это весьма худо, — подавленно сказал Грэм. — Среди них и женщины были.
— Я убил восемнадцать.
Грэм поднял своё лицо из ладоней:
— У тебя же было только семнадцать стрел.
— Тот мужик на рынке, — напомнил ему лесничий. — Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.
— Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, — заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.
— Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. — Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил: — Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лук — скорее всего это будет нож в темноте, вероятно — от женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.
Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:
— А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.
— Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил…
— Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.
Чад осклабился:
— Осторожней с желаниями, парень.
Грэм попытался не сблевануть.
Мойре грубо запрокинули голову, в то время как один из гостей короля приготовился вскрыть ей горло банкетным ножом. Обычно таким предметом людей не убивали, но поскольку в присутствии короля нельзя было носить оружие, у этого мужчины ничего другого не нашлось. Мойра в ужасе завращала глазами, когда он повернул нож острой стороной к её шее, чтобы выполнить приказ. Она знала, что ножа будет более чем достаточно.
— Стойте, — сказал ещё один голос, вне её нынешнего поля зрения. — Сэлиору нужно знание, которым она обладает. Её смерть нарушит нашу сделку.
Нож замер, холодя кожу у неё на шее. Король Дарогэн ответил говорившему:
— Объясни его логику — нам сказали, что её предок уже обладает необходимой информацией.
— Волшебник всё ещё сопротивляется вашим попыткам разобрать его мозг, — сказал направляющий.
— Его физическая форма постоянно меняется — в конце концов он устанет. Тогда вы получите вашу информацию, — сказал Дарогэн.
— Вы не можете быть в этом уверены. Даже если он сломается, ваша попытка впитать информацию у него в голове может окончиться неудачей, — парировал направляющий.
— Нет причин полагать, что у его отпрысков есть желаемое Сэлиором знание.
— Значит, вы не понимаете людей, — возразил направляющий. — Даже если она не знает, её можно использовать как рычаг давления, чтобы ослабить его решимость.
Читать дальше