Влад Тарханов - Разорванная цепь [СИ]

И тогда я уперся, и нажал посильнее. Дверь после легкого сопротивления поддалась. Замок был сломан, его только лишь немного заклинили снаружи, чтобы не открывался. Первым моим побуждением было бежать, но куда? Холодно, мне нужна была одежда. И деньги! Их было в самый обрез, придется экономить, а как экономить, если ты не представляешь, какие расходы тебе еще предстоят?. Кроме того, я хотел попросить Мишку, чтобы он поговорил еще раз с Растопшиным, чтобы все-таки передать эти чертовы бумаги кому надо, чтобы мое преследование прекратилось. Маленький шанс, но все-таки шанс! И вот ради этого шанса я и полез в Мишкину квартиру.

Это было малосимпатичное зрелище. Настолько неэстетичное, что сразу же затошнило и я вырвал прямо в коридоре, так стало сразу же плохо. Мишка лежал на полу в гостиной, он был голым и руки его связаны. На теле — множество ран, резаных, рваных, я понял, что его пытали, прежде чем убить, кровь залила всю комнату — они перерезали горло. Странно, что не было засады, возможно, передали, что я в метро и те, кто меня ждал, поехали туда, в таком случае, мне неожиданно повезло.

И вот стою я над трупом Мишани, понимаю, что это я, это моя вина, ноги подкашиваются, руки дрожат, но тут мысль в голове: они могут вернуться! И я понимаю, что не до сантиментов, что действительно надо действовать. И тут же хватаю себя на мысли, что действовать — это значит стать мародером, но и выхода другого не вижу. Мне нужно спасаться, хоть какая-то фора у меня есть, пусть сутки, пусть немного больше. Они еще вернутся сюда, ну что же, надо воспользоваться моментом, больше ничего не остается сделать. Если я сбегу… консьерж все равно меня видел и опишет во всех подробностях… Нет, никакого резона нет в том, чтобы паниковать еще больше, чем я паниковал до этого. Наверное, запасы адреналина в моем организме истощились, одновременно поражался своему цинизму и расчетливости, но пошел в спальню — там было неубрано. Халат валялся сбоку — видно, Миша услышал какой-то шум, но одеться не успел, а если бы и успел, толку от этого было бы не больше, чем от каменного надгробья в Петропавловской крепости.

В ванной привожу себя в порядок — смываю грязь и пот, душ не принимаю — все время настороже. Но все-таки осмотром ран оказался доволен, кровь остановилась, признаков воспаления пока еще не было. Обезболивающие… Надо посмотреть, что у него в аптечке. Нахожу несколько анальгетиков и полувыпотрошенную пачку таблетированных цефалоспоринов. Антибиотики широкого спектра действия могут пригодиться. Теперь об одежде: все, что на мне было запачкано кровью, идет в мусорный пакет. Ничем не примечательный серый костюм, свитер-гольф черного цвета и длинный черный плащ стали основой моего нового имиджа. Туфли были большими, пришлось подложить бумагу, но это ненадолго. В сумку бросил свитер и джинсы, сумку тоже реквизировал у Мишки, сюда же пошел бритвенный набор и зубная паста, щетку куплю в первом попавшемся киоске. Почему так сильно стучит сердце?

Проклятье! И тут я понимаю, что надо бы еще поискать деньги. Да, мерзавец, да, негодяй, но Мишке сейчас деньги ни к чему, а у меня с деньгами паршиво, как никогда. Когда убегаешь, никакая копейка лишней не будет, а я-то думал у Мишки переждать до вечера, и только потом искать какой-то выход. Вот оно, началось, я почувствовал, как вокруг меня сужается цепь, как душит погоня, наступающая на пятки, пока что только слепая удача спасала меня от неприятностей, но что будет, если удача мне изменит? Пока что Мать-Удача мне не изменила: Мишка хранил деньги на самом видном месте, в хрустальной вазе за новогодней открыткой нашелся плотный валик стодолларовых купюр, сразу же почувствовал, что жизнь хоть немного, но налаживается. Еще раз подошел к зеркалу — если бы не синяк на скуле, то был бы вполне приличным человеком.

Перед тем, как выйти, еще раз подошел к Мишане, он лежал совершенно беспомощный в своей наготе, в совершенно глупой и нелепой позе — такой живой еще пару дней назад, наполненный комплексами, предрассудками, гавном, совестью, надеждами, сердцебиением по поводу и без, сейчас он был бездыханным куском мяса, и не более того.

Мишаня, Мишаня, не суждено тебе трахнуть меня, извини…

Последняя мысль через несколько секунд показалась мне не столь остроумной, скорее всего, она была вершиной моего цинизма за сегодня. Но стыдно мне не стало, кто знает, может быть, именно здоровый цинизм и дает мне возможность постоянно выживать, не смотря на все опасности, которые подстерегают на каждом шагу?