— И что такое нужно вам, молодой человек, от меня да в такую раннюю рань?
— Простите, вы Самуил Аркадьевич?
— Ну вот, вы еще знаете, как меня зовут, очень мило, таки заходите тогда.
Дверь распахнулась. Старик оказался еще меньше, чем показался Павлу. Он был очень небольшого росточка, кругленький, с большой головой, в шлепанцах на босу ногу, закутанный в старый халат какого-то больничного сероватого оттенка. Павел присмотрелся: чтобы казаться выше, хозяин квартиры ставал на небольшую скамеечку.
— Теперь вы мне можете сказать уже, молодой человек, кто вам таки посоветовал ко мне обратиться, и что вы хотите от старого больного еврея в такую раннюю рань?
— А если не скажу, обидитесь? — Павел смотрел на старика и не мог не сдержать легкой улыбки.
— Какой неправильный разговор у нас с вами получается, молодой человек, вот вы слушайте сюда, что вам старый еврей Самуил расскажет. Я ведь понимаю, что вы пришли сюда не спросить меня, плачу ли я налоги, или не краду ли электричество у нашего государства, или я не прав?
— Вы правы, Самуил Аркадьевич, я к вам по делу. И имя я ваше узнал отнюдь не в домкоме.
— Так и я таки себе думаю: какой получится у нас разговор, если молодой человек мне не доверяет?
— Извините, Самуил Аркадьевич. У меня есть друг один. Он как-то о вас упоминал. Миша Корбут…
— Мишанька? Как же, помню, помню, очень приятный молодой человек. Привет ему передайте от меня, ладно?
— Извините, не передам. Он умер. Недавно.
— Ах, какая жалость, какая жалость… Какой хороший был человечек. Да, так что же вы не присаживаетесь? Прошу вас, чувствуйте себя как дома. Может быть, вам нужен кофе? Так я сварю.
— Извините, Самуил Аркадьевич, можно я сразу к делу?
— Так давайте к делу.
— Мне нужен новый паспорт. Загранпаспорт. И виза. В Штаты.
— Как вам надо, так вам и сделаем, только так будет стоить дороже, и мне надо ваше фото.
— Я принес.
Павел протянул фотографии, которые сделал еще вчера в Егорьевске.
— Что-то вы, молодой человек, тут на себя не совсем такой похожий.
— Это бывает, фото правильное.
— Понимаю. Таки я вас очень понимаю. Вы расценочки знаете?
Павел молча протянул свернутые в трубочку купюры. Старик спокойно развернул трубочку и медленно, аккуратно все пересчитал.
— На когда вам все это добро надо?
— На чем раньше.
— Еще столько же.
— Возьмите. — Павел протянул еще одну трубочку из свернутых зеленых бумажек. Глаза старика засветились привычной зеленобумажной алчностью, голосок стал сразу же приторно-слащавым, аж до тошноты.
— Сегодня, в пять. Не забудьте меня таки навестить.
Глава пятьдесят вторая
Федот да не тот
Москва. Одинцовский район. Молоденово. Коттедж советника Погожина. 05 апреля 2010 года.
Сегодня в Москве было холодно. Ветер рвал крыши, ветер рвал дома, ветер рвал и нес в себе дождь, и каждая капля дождя норовила хлестнуть по лицу, передать телу тот холод, от которого тело человеческое пряталось в теплую одежду. Даже малый путь казался человеку чем-то героическим в такую погоду. Дождя еще не было, но погода, что называется, дождила. Арсений Ростиславович Погожин весело подумал, что сегодняшний день можно было бы со смелостью назвать Непогожиным. Легкий каламбур привел его в некий восторг, который был в его положении неуместным. Слишком много неудач было в его багаже в последнее время, ну а призрак удач потому и призрак, что его не поймаешь за хвост, как не стремись. Впрочем, сейчас Погожин даже больше думал о том, какие выгоды ему принесет работа с Николаем Замятиным. Надо сказать, что о существовании Замятина Погожин так и не решил: ставить в известность руководство организации про существование этого пленника, или не стоит? Оставить эту игру для себя лично? Даже после того, как уже две недели проработал с этим молодым изобретателем, Арсений Погожин так и не определился с выбором. Замятин был гением, но его гений был условным, потому что слишком непонятным. А получиться из всего этого что-то приличное могло только в том случае, если его значки-закорючины не были бредом воспаленного сознания, а правдой в последней инстанции, языком, который был никому не ведом. Это была просто интересная игра. Если она могла принести какие-то плоды, то плоды были весьма и весьма заманчивые, а если плоды были нулевые, то и жалости к расходному материалу не было. Хотя бы удовольствие от забавной игры получил бы, и то хорошо. И если бы у Замятина хоть что-то получилось, то делиться этим с кем-то не было никакого смысла.
Читать дальше