Мария Фомальгаут: Сюита для скрипофона

Память…

Подчистят…

– Пойдем, – ты ведешь меня через толпу, ты командуешь мной, как будто я и не человек вовсе…

Не человек…

Туман обнимает меня, тянется ко мне, повторяет очертания моего тела. Я уже догадываюсь, что этот туман – живой, он окутывает камни, он подтачивает их со всех сторон, чтобы изваять мое каменное подобие…

Это моя память.

Моя.

А не твоя.

– Боюсь, ничем не смогу помочь… – адвокат смотрит на меня с сочувствием, – конечно, жалко вас… но по закону вы не имеете права… права…

Добавляю:

– На жизнь?

– Нет, что вы… вы… вы просто должны вернуться к своему…

– …хозяину?

– К своей второй половине…

– Зачем должен? Кому должен?

– Ну, хорошо, хорошо, – адвокат успокаивает меня, как больного ребенка, – мы что-нибудь придумаем.

Туман ведет меня куда-то по узким ущельям, оглядывается, зовет, как собака зовет своего хозяина. Он хочет показать мне что0то, не знаю, что…

В последний момент спохватываюсь, понимаю, что туман может завести меня туда, откуда не выберусь, где туман обглодает меня дочиста.

Понимаю, что отступать поздно.

Это тоже моя память.

ОПРОС

Что делать с отколовшейся от человека памятью?

Ничего не делать, пусть живет сама по себе – 23%

Вернуть человеку – 77%

ВАШ ГОЛОС ПРИНЯТ

– Не узнали?

Смотрю на что-то перепончатолапое, перепончатокрылое, трехглазое…

– Простите… нет.

– А мы с вами встречались.

– Простите… не помню.

– Я адвокат ваш. Не помните?

Вспыхиваю:

– Да ё-моё, вы по сто раз на дню облик меняете, я как следить должен?

– Вот вы мне своей непосредственностью нравитесь… – адвокат смеется, – ничего… привыкнете…

Понимаю, что не привыкну.

Уже никогда.

Туман расстилается у моих ног, будто просит оценить свое творение.

Смотрю.

Оцениваю.

Поднимаю большие пальцы вверх, он уже знает, что это знак одобрения.

Каменные изваяния насколько хватает глаз. Что-то причудливое, что-то неземное, ноздреватое, пористое, легкое, будто парящее над почвой.

Осторожно спрашиваю:

– Это… это с натуры?

Туман не понимает меня. Туман снова становится просто туманом, мертвым, темным, холодным…

РАЗЫСКИВАЕТСЯ.

Это про меня.

ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ.

Фыркаю, какие там могут быть особые приметы в мире, где внешность меняется каждый день.

А вот могут.

ОТСУТСТВИЕ ИДЕНТИФИКАЦИОННОГО НОМЕРА.

Правильно.

Откуда он у меня.

У копии.

Бью кулаками в стену – в беспомощной злобе, копия, копия, копия, капает в голову ненавистное слово. Кулак раскалывается пополам, смотрю на беспомощную культю…

– День добрый, вас беспокоят из имидж-офиса…

Вздрагиваю.

– Да я как-то в ваших услугах не…

– Мы нуждаемся в ваших услугах. В вашей памяти содержатся образы изваяний… которые делал туман…

– Да, есть такое.

– Мы хотели бы подписать с вами контракт на использование этих образов…

– Идите вы…

Добавляю слова, которые в современном мире уже не понимают.

Отключаю связь.

Прикидываю, за сколько доберусь до космодрома.

– Вы арестованы.

Оборачиваюсь. Думаю, что еще можно успеть, заскочить в ракету, десять секунд до старта…

Не заскакиваю.

Оборачиваюсь, смотрю на тебя, так и чувствовал, что ты будешь караулить меня на космодроме, чувствовал – и все равно летел сюда, надеялся непонятно на что…

Говорю – обреченно, отчаянно:

– Слушай, отпусти, а? На хрена я тебе нужен вообще…

Ты бледнеешь, хорошо у тебя лицо сделано, бледнеть может.

– К-куда пустить?

– Туда…

Показываю пальцем в небо.

– И я тебе мешать не буду. Чтобы это… – с трудом вспоминаю слово, – прецедент не создавать.

Ты вздрагиваешь:

– А инфа? А память?

Копию сделай. С моей памяти. И себе вложи.

– Ну давай… пойдем… сделаем.

Обреченно иду прочь от ракеты. Чувствую, что ты меня обманешь.

Обманешь…

– …готово.

Ты держишь мою память, моё сознание – бережно, как величайшее сокровище. Еще раз смотришь на него – прежде чем слиться с ним воедино.

Поворачиваешься ко мне.

– Спасибо.

Спускаешь крючок.

Выстрел.

Еще успеваю удивиться, я почему-то думал, что ты уничтожишь мое сознание – нет, ты предпочел уничтожить меня самого… всего… целиком…

– Все в порядке? – двое полицейских заглядывают в комнату.

Ты киваешь.

– Да. Всё хорошо. Я от него избавился.

Полицейский недоверчиво смотрит на то, что от меня осталось.

– А… а тело-то зачем?

– Да… программа сбилась…