Владимир Левендорский - SWRRF. 20??

– Понимаю. Но всё равно никуда не поеду, – упрямо говорит дед.

Папа вскакивает с лавки. Проходит быстрым шагом несколько кругов вокруг фонтанчика, где он продолжат стоять, удивлённый и не замечаемый ими. Снова садится.

– Это же не патриотизм, не геройство. Это – извини, – идиотизм! Ты в самом деле думаешь, что чем-то сможешь помочь, когда всё это начнётся? Всё, чем ты мог бы помочь, ты уже сделал.

– Во-первых, ещё не всё. А потом… как ты не можешь понять?! Представь, что начинает гореть твой дом, дом, с которым связана твоя жизнь, – и ты просто поворачиваешься к нему спиной и уходишь?…

– Но, если этот дом уже невозможно спасти. И кидаться в пожар – это бессмысленное самоубийство?

– А если в этом доме горит что-то настолько дорогое, что без него тебе незачем жить?..

– Всё дорогое мы спокойно вывезем? Что ты ещё собираешься там спасать?…

– Самого себя…

– Нет, я слушаю Вас, – ответил Александр Ректору. – Меня просто беспокоит предстоящая экспедиция. Слишком далеко придётся углубиться в пустыню. Насколько я знаю, больше пяти лет туда никто не ходил.

– Я Вас понимаю и э-э-э… поражаюсь Вашей смелости…

– Наука требует жертв, – сыронизировал Александр.

Но ректор иронии не заметил и вернулся к своей «больной» теме: «Вот э-э-э… именно как учёный… биолог… что Вы думаете об этой… э-э-э… проблеме? … В этом году треть студентов первого курса пришлось набирать из Сити… а двоих – тут на его лице отразился неподдельный ужас, – из Города!..»

«Что ж тут удивительного, когда для одних рожать детей – стало чем-то, не соответствующим их особому социальному статусу, чем-то недостойно-низменным, никак не вписывающимся в их „свободную“ и „утончённую“ жизнь, допускающую только спортивный секс, да и просто у них нет на это времени, а для других искусственно симулируемые – виртуальные, – эмоции, переживания, ощущения давно вытеснили естественные, в том числе сексуальные, и виртуальные половой акт стал намного проще и приятнее натурального. – Кто ж будет рожать?» – хотел ответить он, но уклончиво сказал:

– Я думаю это не столько научная проблема, сколько политическая.

– Я тоже так думаю – тоном заговорщика ответил Ректор, – ведь был же несколько лет назад… э-э-э… удачный эксперимент… почему его закрыли?

Александр внутренне усмехнулся. Он когда-то просматривал отчёты об этом эксперименте. Кажется, лет пять назад, когда вдруг заметили, что за последние два года в Корпорации не родился ни один ребёнок и ни один не «намечался» в обозримой перспективе – просто потому, что естественные половые акты здесь перестали происходить, а виртуальное оплодотворение и виртуальные же роды ещё не изобрели, – была разработана специальная программа. Во время виртуальных половых актов у сотни пар служащих Корпорации взяли необходимый «биологический материал» и сотня с трудом выловленных «натуралок» из Города выносили и родили эти плоды виртуальной любви. Затем предполагалось отдать их «биологическим родителям». Но те не хотели и не могли с ними «возится», не только из-за их эгоистичности и инфантильности, но просто потому, что понятия не имели, что делать с ними как с реальнымибиологическими – и уж, тем более, социальными, – «объектами». Потом все новорождённые вдруг исчезли. Скорее всего, в недрах Стадиона…

…В холле совершенно опустевшего административного здания университета их с ректором встречал только одинокий и задумчивый памятник И. Г. Штейнбергу. В этом пустом огромном холе он казался вахтёром-охранником стародавних времён. Штейнберг сидел за столом, стоящим на небольшом возвышении у центральной колонны холла. В грустной задумчивости он взирал на входящих в здание. Только стоящие на столе колбы и архаичные приборы указывали на то, что это не вахтёр и не охранник. Сейчас здесь, наверняка, уже мало кто толком помнил, что же такого великого совершил этот человек. Но памятник бережно сохраняли как важный элемент поддерживаемого мифа «о большом вкладе Университета Корпорации в развитие мировой науки».

Этот Штейнберг был всего на несколько лет моложе его отца. Получил диплом нейробиолога и стал работать в сельскохозяйственной академии, которая в те далёкие годы располагалась в километрах сорока от Города. Тогда, на волне раздуваемой информационной истерии о надвигающейся угрозе мирового голода, в академии разрабатывалась программа создания полусинтетических и чисто синтетических кормов для домашних животных. Отдельным элементом этой программы была разработка комплекса вкусовых симуляторов, которые заставляли бы животных эту бурду есть, и есть, даже, с удовольствием. Идея, если не полностью заменить, то дополнить систему симуляции обонятельных, вкусовых и тактильных ощущений какой-то формой прямого воздействия на «центр удовольствий», приходила, наверняка, многим и до Штейнберга. Но одних отталкивала примитивность этой идеи, не достойная уважающего себя учёного, других останавливала очевидная непредсказуемость отдалённых последствий… Но Штейнберг был человеком без комплексов и уже через год с небольшим презентовал свою серию кормов для самых разных животных. Правда – очевидно, из осторожности, – он старался не акцентировать внимание на главном, что основой его know how было именно прямое воздействие на «центр удовольствий». Чиновники от науки, понятное дело, не стали разбираться в «тонкостях». Главное – производство было дешёвым, эффект очевидным: коровки, свинки и прочая живность лопали штейнбергские корма с удовольствием, в отличие от всех иных кормов. В общем, было чем отчитаться за потраченные деньги…