Дмитрий Медведев - Кайнозой

"- У меня появилась сила. Нет, Сила. Я хочу использовать ее, чтобы сделать жизнь другой. Лучше. Справедливее".

"- Что ж, неплохо. По крайней мере, не хуже, чем любое другое решение".

Сознание Кирилла напоминало затянутое хмурыми тучами небо, на которое нежданно-негаданно обрушился сильный ветер. Он расшвыривал полные влаги облака, не позволяя им пролиться дождем. Гнал их прочь, все усиливаясь, и те испуганно удирали, скользили туда, где их никто и ничто не потревожит.

Кирилл не помнил и не осознавал себя. Глаза видели перед собой все ту же медную землю, сухую и мертвую, и напоминающие небоскребы деревья, но сам Кирилл в это время пребывал где-то далеко. Казалось бы, куда уж дальше? Как выяснилось, есть куда.

Он не мог повернуть голову, не мог шевельнуть рукой, он был неспособен даже моргнуть. Веки и те не слушались, удерживаемые невидимой рукой, хоть глаза вовсю заслезились. Хорошо хоть, дыхание оставалось ровным и спокойным, совсем как во сне.

Сколько Кирилл провел в таком состоянии? Неизвестно. Но несколько часов - самое меньшее. Он сидел на едва волочащем ноги тарбане и слушал размеренную беседу, участники которой поселились в его черепной коробке. Они обменивались короткими, емкими фразами, но суть их разговора постоянно ускользала. Кирилл никак не мог ухватить ее, потому что пытался слишком вяло, а по-другому не получалось. Он запоздало понимал, что упускает нечто важное, однако поделать ничего не мог. Разговор обитающей в пустыне сущности с его подсознанием проходил мимо разума и даже мимо памяти.

Наваждение отступило так же резко, как появилось. По позвоночнику - от затылка до копчика - скользнуло что-то обжигающе горячее. Кирилл вскинулся, едва не выпал из седла и машинально ухватил тарбана за жесткую шерсть на горбу. Тот никак не отреагировал, а спустя секунду взял и сорвался в галоп. Животное испугалось. Едва контроль над телом вернулось, как оно поспешило убежать из подозрительного места подальше.

Небосвод разума Кирилла прояснялся. Линия горизонта, разделяющая сознание и подсознание, вернулась на свое место, но Кирилл успел заглянуть туда, за запретную грань, и сдавленно охнул. Смысл начал доходить до него, пусть неполный, фрагментарный, но все же.

Все это правда. По крайней мере то немногое, что он запомнил. Кирилл тяготится своим местом в жизни. Ему не по душе роль вечного статиста, добросовестного исполнителя и просто положительного, с какой стороны ни глянь, человека. Кирилл знает, что он сильнее и лучше многих других.

Он знал это еще до того, как прибыл на Тайю. Задолго до того трепетного мига, когда Кирилл открыл в себе сокрытые прежде умения, он жаждал большего. Он всегда хотел быть ведущим, а не ведомым. Хотел втайне, причем даже от себя. Он не желал вечно играть по чужим правилам, предпочитая устанавливать свои. Но воспитание вкупе с особенностями характера, не позволяющими заводить контакты с большим числом полезных людей и пролезать туда, куда другим не протиснуться, мешали Кириллу расправить крылья. Препоной стала и скромность, в подавляющем большинстве случаев оказывающая медвежью услугу. Сколько прекрасных вещей и возможностей в жизни Кирилл упустил из-за этой своей благовоспитанности...

Но занятия боксом наглядно подтверждали его стремление к самоутверждению. В ринге от обычного, всем хорошо знакомого Кирилла не оставалось ничего. Он сбрасывал маску, какую вынужденно нацеплял каждый день, уж скорее по привычке, и делал то, что всегда мечтал делать в повседневной жизни - идти вперед и задавать темп. И побеждать противника. Побеждать уверенно, зрелищно, не оставляя шансов.

Соперники не справлялись с его скоростью, с его гибким боевым мышлением. Их обезоруживала и обескураживала неповторимая манера Кирилла вести бой. С первых секунд он навязывал свою игру и сам отмерял, сколько противнику осталось стоять на ногах. Он не ослаблял давления ни на мгновение, постоянно преподнося сюрпризы и оставаясь непредсказуемым.

И теперь, когда в нем оформилась настоящая Сила, какой больше ни у кого в его мире нет, Кирилл честно признался себе, что должен бороться за место под солнцем. Точнее, место-то он себе, считай, уже застолбил. Пора бы потребовать больше. Коль скоро появились такие возможности, грех не воспользоваться ими. Можно лгать себе и дальше, но рано или поздно все это выльется наружу, и будет худо.

Да, не в его силах отныне довольствоваться тем, что дают. Кирилл тотчас, не откладывая, пообещал себе, что больше не потерпит унылого существования, что не будет мириться с беспросветной тоской в сердце и ощущением бесполезности, какое наполняло каждый прожитый в родном городе день. Он шел не той дорогой, открывал не те двери и напрасно душил самого себя. Рано или поздно истинная его суть неизменно отыскала бы выход. Джинн вырвался бы из бутылки и наделал дел.