Дмитрий Медведев: Кайнозой

Никогда раньше Георгию не доводилось видеть таких сооружений. Абсолютно ровная платформа тянулась на километры, в какую сторону ни глянь. Ее матовая бурая поверхность жадно впитывала свет, не желая отражать ни лучика.

Погода навевала тоску. День выдался угрюмым и серым, небо затянуло облаками, гулял, не умолкая, ветер. В этих краях вовсю шла осень, и не было ничего удивительного в том, что солнце скупилось на тепло и свет. С оставшихся далеко позади, за полосой воды деревьев опадали листья, желтела и высыхала трава, покорно ждущая первого снега... В последние дни нередко шел дождь, становилось все холоднее. И ветер, будь он неладен, становился невыносимым. С дьявольским свистящим хохотом он добирался до самого нутра, отчего тело на несколько мгновений немело.

Георгий разгуливал по платформе, обводя взглядом многочисленные тонкие столбы, высящиеся на одинаковом расстоянии друг от друга - что-то около тридцати шагов, он сам посчитал. На кончиках столбов имелись круглые утолщения, что рождало ассоциации с обыкновенной дамской расческой. Или, если быть точнее, со щеткой для волос.

Воздух здесь едва заметно вибрировал, подрагивал, иногда рождая в произвольных участках платформы сполохи - порой яркие, ослепляющие, а иной раз едва заметные, похожие на мелькающие призрачные тени с незнакомыми, завораживающими очертаниями. При взгляде на них в душе что-то смутно ворочалось, но память наотрез отказывалась помогать. Ни отцу, ни Кириллу просто не с чем было их сравнить. Но все это не волновало Георгия. Он совсем не удивлялся ничему вокруг. Все самое удивительное уже свершилось - каких-то пару минут назад.

"- Вот и все", - думал он, прохаживаясь меж огромных зубцов и зябко сутулясь, когда ветер угощал его очередной хлесткой пощечиной.

Но что значило это "вот и все", Кирилл не понимал. Ему оставалось лишь наблюдать, как горькое осознание чего-то важного разливалось по душе Георгия, как задыхались его надежды, как все внутри заполняла обреченность. Он прибыл сюда, добрался первым из всех, но не получил того ответа, на какой рассчитывал. Здесь его ждала правда. Нежданная, колючая и холодная, как этот треклятый ветрище. Нет, такого он себе вымыслить не мог. Мир удивил его в очередной - и, возможно, последний - раз.

Кирилл сжал кулаки. Или это отец? Кирилл уже не понимал. Он уже не отделял себя от Георгия, уже не мог наблюдать за всем отстраненно. Зря, зря, зря... Весь этот путь он проделал зря. Они все старались напрасно, трудились, открывали, изучали, совершали подвиги и прорывы.

По лицу Георгия градом покатились слезы. Он утратил равновесие и сел, прислонился спиной к огромному гладкому столбу. Тот быстро потеплел, начал согревать маленького человека, будто тщился подбодрить его, дать понять, что все не так скверно. Даже ветер стих, оставил, наконец, в покое.

Отец пусто смотрел перед собой, и взгляд терялся в бескрайней дали, только столбы с круглыми набалдашниками простирались, куда ни глянь. Им не было видно конца-края. Также Георгий видел когда-то свои изыскания. Везде, куда ни глянь, тянулся однообразный пейзаж, и непонятно было, куда же идти...

Он сомневался, что сумеет добраться до цели, но лелеял надежду, что другие смогут. Может, дети, а может - внуки, а то и внуки их внуков. Но все оказалось куда прозаичнее. Удача выбрала его.

Мысль, посланная кем-то неведомым извне, мягко раскрылась в сознании, как распускается невзрачный бутон, чтобы показать миру цветок невиданной красоты. Догадка острым копьем пронзила разум, в голове воцарилась благая тишина. Вместе с ней остался только далекий, по-летнему мягкий шелест ветра и шепот глубоких вод, окружавших этот рукотворный остров.

На место отчаяния и безнадеги пришла светлая, спокойная радость. У Георгия появился выбор, и он сделал его. Долго думать не пришлось. Да и вообще не пришлось, если честно. Выбор состоялся где-то в глубине души, сам, не дожидаясь команды, и все встало на свои места.

"- Ты волен поступить иначе", - прозвучал голос отца, адресуя сообщение Кириллу. - "Слушай сердце".

Последние слова еще гудели эхом в ушах, когда Кирилл на огромной скорости встретился с чем-то твердым, мокрым и холодным.

Кирилл отмахнулся, сорвал с лица противное склизкое нечто и открыл глаза. Этим нечто оказалась обыкновенная трава - на вид обычный полевой сорняк. Только высокий, чуть не в человеческий рост.